Чего-чего, а земли у миссис Ростен хватало, убедился я, доехав до ее владений. Луна уже спустилась к линии горизонта, а туман немного сгустился. Фары моего автомобиля длинными белыми пальцами ощупывали поляны и деревья, возникающие по обе стороны извилистой дороги, по которой я, соблюдая уговор, катил к тыльной стороне особняка. В воздухе не ощущалось ни дуновения. Звук открываемой двери прозвучал громко, как ружейный выстрел.
— Сюда, — позвала миссис Ростен. Я выбрался из машины и пошел на голос. — Извините, что принимаю вас с черного хода, но я подумала, что вы и сами не хотите привлекать ненужного внимания.
— Может быть, мадам, вам просто стыдно за такого гостя, — ухмыльнулся я.
Когда миссис Ростен обернулась, ее длинное бледное одеяние зашуршало. Лица я не видел, но в голосе послышались резкие нотки:
— Не пора ли вам перестать обижаться, Петрони? Я ведь сказала по телефону “пожалуйста”, не так ли?
Она зашагала вперед, и мне оставалось только молча следовать за ней через кухню и анфиладу темных комнат, пока мы не оказались в небольшом, заставленном книжными полками кабинете, где царил уютный полумрак, а в углу потрескивал камин. Возле камина я заметил ружейную стойку. Напротив располагался обтянутый кожей диванчик. Удобный и манящий. На серебряном подносе, стоящем на низком столике возле диванчика, красовалась батарея бутылок, два стакана, серебряное ведерко со льдом и — я не поверил собственным глазам — сифон для газирования воды. Целую вечность уже не видел их.
Миссис Ростен закрыла за мной дверь. Я повернулся, и мы посмотрели друг на друга. Я поджал губы и легонько присвистнул.
— Недурно. Самое быстрое перевоплощение в истории!
Она уже успела соорудить красивую прическу, зачесав назад волосы и уложив их позади в пучок. Волосы матово поблескивали — должно быть, женщина всерьез над ними потрудилась. Я не знаю, в чем разница между неглиже и пеньюаром, но то, что на ней было, явно вело происхождение издавна — от королевских опочивален или дворцовых будуаров, — нечто белоснежное, с длинными рукавами, ниспадающее волнами до самого пола, затканное спереди изящными кружевами.
В наше время изобилия пижам и ночных рубашек душа радуется, когда видишь привлекательную женщину в таком соблазнительном и вместе с тем изящном и благородном одеянии. Это возносит сексуальные отношения на новую высоту. Я решил, что, одевшись подобным образом, она и старалась казаться соблазнительной — или, по меньшей мере, хотела заронить такие мысли в примитивную голову Хлыста Петрони. В определенной степени я даже почувствовал облегчение. Ведь, насколько я знал, меня мог встретить выстрел из ружья или наряд полиции.
