Конь был загнан, с губ стекала желтоватая пена вперемешку с кровью...
Дворецкий предостерег слугу:
-Парень, смотри, не вздумай напоить коня - погубишь. Выгуливай, пусть поостынет, мошонку облегчит... А уж после дай воду.
На площади воцарилась тишина. Ворота дворца открылись. Показался шах в пурпурной мантии, справа от него - сын Аббас Мирза, слева Хейраниса-бейим.
Прошествовав к помосту, заняли свои места - шах на троне, шахзаде и шахбану - на сиденьях, крытых алым бархатом.
И вот на площадь вступили стражники, ведущие связанного по рукам Рзагулу. Толпа взорвалась криками.
-Будь ты проклят!
-Повесить его!
-Душегуб!
Тщедушный, ледащий Рзагулу, избитый по дороге и сейчас доставаемый плевками и тумаками, являл жалкое зрелище.
Капли крови, сочившиеся с всклокоченной бороды, забрызгали изодранную рубашку.
-Пусть признается, кто его подучил!
Преступника привели к пятачку перед троном и заставили опуститься на колени. Он и без того еле держался на ногах. Пал ниц и на четвереньках подполз к изножию помоста.
И раскрыл рот, из которого торчал окровавленный мясистый обрубок.
Все содрогнулись от увиденного Рзагулу.
Он что-то промычал.
Один из стражников, перехватив взгляд Аббаса Мирзы, влепил брадобрею затрещину:
-Закрой пасть!
В словах не было нужды: удар сделал все за них.
Толпа ревела. Разъяренные люди были готовы растерзать убийцу.
Шахбану услышала негромкий страдальческий голос мужа:
-Довольно... Вешайте уж...
Шахбану, не помня себя, нисколько не думая о державных уставах, о том, что значит оспаривать волю самодержца, вскричала:
-Нет! Четвертовать! Четвертовать!
Шах подал знак. Принялись за приготовления к казни по новой.
Брадобрей рыдал, но его вопль тонул в диком, неистовом шуме.
Шахбану по движению шаха догадалась, что он намеревается покинуть сцену экзекуции: близилось время полуденного намаза. Она незаметно сжала ему руку. Венценосный супруг понял: надо усидеть до конца. Шахбану наверняка знала, какое племя замешано в убийстве. Уход шахской четы с места казни мог бы привести к непредсказуемым эксцессам.
Четыре битюга, рванувшись в разные стороны разодрали тело обреченного на куски.
Шахская семья отправилась восвояси.
На площади воцарилась гробовая тишина.
Расторгнутое обручение
Только что вышли сороковины со дня гибели шахзаде.
Большинство во дворце все еще носили траур. Все семейные торжества были отложены на год. И чтившие память шахзаде, и те, кто не питал симпатий к шахбану, придерживались обычая.
