Комлев встал, прошелся по землянке. Потом круто повернулся к Хмаре и спросил:
— Ну зачем ты к этой чертовой ракетнице лез? Какое тебе до нее дело?
— Я механик, и у меня есть дело ко всему на самолете, — не отрывая от пола глаз, пробурчал он.
— Ты толком расскажи, как все это произошло.
— Прочистил ракетницу, вставил ракету. Стал спускать собачку, а она выскользнула из-под окоченевшего пальца. Вот и выстрел, — глухо произнес он. — Не заступайтесь больше за меня, товарищ капитан, перед командованием. Пусть меня отдадут в трибунал и в штрафную роту отправят, только бы на передовую.
Он поднял глаза, и Комлев увидел в них мольбу.
— Я хочу в пехоту. Ведь вы видите, что у меня здесь все идет комом. Не могу я больше здесь, не могу. И душа, и думы мои там, на передовой.
Голос Хмары дрожал, говорить ему было трудно, но он спешил высказаться.
— У меня мать, сестренка за линией фронта, брат воюет танкистом, батя в партизанах. Когда кончится война, спросят, сколько я убил фашистов. Что отвечу?
— Скажешь, сколько обслужил боевых вылетов, — перебил его Комлев.
— Я вот этими руками хочу душить фашистов. — Хмара вынул из кармана фотокарточку и, подавая ее Комлеву, продолжал: — Вот за эту дивчину еще хочу рассчитаться. Невеста моя...
У Комлева защемило сердце от сознания, что он так мало знает людей.
— Ну что ж, ясное море, силой милому не быть! Пиши рапорт.
Переход на новый тип самолета одним летчикам давался легко, другим — с трудом. Многие перед первыми вылетами волнуются, в воздухе держатся напряженно и поэтому не замечают своих ошибок.
Как и раньше, первым в эскадрилье на новом самолете вылетел Егор Бугров. Доложив комэску о выполнении задания, получив замечания, он, уединившись, начал что-то записывать в свой самодельный блокнот.
Прилетел из зоны Семен Блажко.
— Мечта пилота! — вылезая из кабины, с восхищением заявил он, причмокивая губами и прищелкивая пальцами.
— Теперь будем хвоста драть фрицам, — сказал Бозор.
— Боря, не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Попилил бы ты лучше на «харитоше» еще. «Яша» растяп не любит, угробишь...
— И всегда ты, Сеня, плохо говоришь! Ну какой ты человек? — еле сдерживаясь, бросил в ответ Бозор.
— А думаешь, тебе и сказать ничего нельзя, если ты с начальством летаешь? Нет, скажу! Получше тебя летчики на «харитошах» продолжают топать, а тебе «яшу» дали. А почему? Ведомый замполита. Как же! Да и вообще, если бы не военком, пилял бы ты сейчас на «кукурузнике», молоко возил. Это уж как пить дать.
