Я знал, что не могу ничего поделать. Ведь мы были знакомы друг с другом именно с восемнадцати лет. А последние полгода здорово ссорились. Причем все время из-за одного и того же.
– Так больше продолжаться не может, – мудро изрекла Зузана.
Я знал это, конечно, знал и без нее. Расставаться с ней мне не хотелось. Но не мог ничего поделать с тем, из-за чего наша совместная жизнь стала невозможной.
О Бонди и о своем тексте я капитану не сказал. Но он дал мне телефон, и я могу позвонить. Хоть завтра, прямо с утра.
– Есть вещи нормальные, а есть ненормальные, – упорствовала Зузана.
– Например?
– Да хоть твой страх, например.
– Он ненормальный?
– Да, – уверенно ответила Зузанка, – нормальный страх – это, допустим, когда кто-то боится мышей.
Я рассмеялся.
– Я серьезно, – обиделась Зузанка, – а ты с твоим страхом – ненормальный.
– Я? Извини, но, может, я тоже боюсь мышей?
Под раковиной пахнет мышами. Это действительно ненормально. Ведь здесь городской микрорайон.
– Если ты и бываешь нормальным, то ненадолго. – Она искоса взглянула на меня. – Почему мы с тобой больше не смеемся?
– Странно, что мы выдержали вместе почти два года, – заключил я.
– Сама удивляюсь.
– Разве мы не любили друг друга?
– Не знаю.
– Вот как, не знаешь? – усмехнулся я.
– Сначала я думала, что знаю, – тряхнула она головой, – правда, Честмир.
(Когда она злилась, то всегда называла меня Честмиром.)
– Но я люблю тебя.
– Не любишь.
– Если для тебя это так очевидно, то нам не о чем больше говорить.
– Так собирай свои вещи и проваливай!
– Только, пожалуйста, без истерик!
Она зарылась головой в подушку и повторила:
– Проваливай!
(Таким Золотого Соловья не знал никто. Только я. В таком виде она никогда не показывалась на телеэкране. Хотя вполне могла бы стать актрисой. У нее были все данные. Мне всегда казалось, что когда она говорит, то слушает себя со стороны. В ней как бы совмещались артист и зритель. Первоклассный артист и благодарнейший зритель. Она даже оставляла паузы для аплодисментов. Жаль только, что, считая себя нормальной, так ни разу и не устроила себе овацию.)
– Значит, расходимся.
– Собирайся и уходи, ради бога, уходи! Сегодня ты не можешь здесь оставаться!
Было уже далеко за полночь. Зузана, как обычно, вернулась после концерта поздно, веселая и болтливая, – а я ее ждал.
Раньше она находила это восхитительным. Нормальным и естественным.
– Пока ты ждешь, можешь согреть мне тапочки, – смеялась она.
Неправда, что мы не были счастливы. Но когда все рушится, это в счет не идет. И из двоих всегда должен найтись кто-то один, кто отрекся бы от всего. Для того чтобы другой мог, с сожалением вспоминая, подводить итоги.
