Из лукавства и злобы я предал свой город, выдал жителей его на избиение, я заслужил всеобщее презрение. Плюньте мне в лицо. Только хватит болтать.
Насти не пошевельнулся.
Ты, солдат, плюнь мне в лицо!
Франц (веселым тоном, Гёцу). Плюнуть?
Гёц (добродушно). Развлекайся, сынок.
Франц плюет,
Генрих. Теперь — конец. Генрих умер со стыда, остался священник, первый повстречавшийся тебе священник. Перед ним ты должен преклонить колена. (После минуты ожидания с силой бьет его.) Убийца! Безумие унижаться перед тобой, когда во всем повинен ты один.
Haсти. Я?
Генрих. Да, да! Все по твоей вине! Ты разыгрывал из себя пророка... Теперь ты побежден, в плену, ждешь виселицы, а все, кто тебе доверился, умрут. Все! Ха! Ха! Ха! Ты говорил, что умеешь любить бедняков, а я не умею. А теперь видишь, что вышло? Ты причинил им больше зла, чем я.
Насти. Больше, чем ты, мерзавец? (Кидается на Генриха.)
Их разнимают.
Кто предал, ты или я?
Генрих. Я! Я! Но я никогда не пошел бы на это, если бы ты не убил епископа.
Насти. Бог повелел мне убить его за то, что он заставлял бедняков голодать.
Генрих. Бог? Неужели? Как это просто! Значит, бог повелел мне предать бедняков за то, что они хотели истребить монахов.
Насти. Бог не мог тебе повелеть предать бедняков: он за них.
Генрих. Если он за них, почему же их мятежи никогда не удаются? Почему он допустил, что и твой бунт привел к отчаянию? Ну, отвечай! Отвечай же! Не можешь?
Гёц. Вот она! Вот эта минута!.. Вот оно, смятенье и кровавый пот. Как прекрасно смятенье! Как мне нравится твое лицо! Гляжу и вижу: двадцать тысяч умрут. Я люблю тебя. (Целует его в губы.) Слушай, брат мой! Еще не все сказано: да, я решил взять Вормс, но если бог на твоей стороне — что-нибудь еще случится, что может мне помешать.
Насти (глухо, с убеждением). Да, случится.
Генрих (кричит). Нет! Ничего не будет! Ничего не случится! Это было бы слишком несправедливо. Если бог должен был совершить чудо, почему он не совершил его прежде, чем я предал? Почему он должен был погубить меня и спасти тебя?
Входит офицер. Все вздрагивают.
Офицер. Все готово. Солдаты построены у рва, за повозками.
Гёц. Уже? (Пауза.) Скажи капитану Ульриху, что я сейчас буду.
Офицер выходит. Гёц устало садится.
Катерина. Вот твое чудо, мой миленький.
Гёц проводит рукой по лицу.
Иди же! Грабь и убивай! Счастливого пути!
Гёц (сначала устало, затем с напускной экзальтацией). Настала минута прощания. Я вернусь, забрызганный кровью, моя палатка будет пуста. Жаль, я уже привык к вам.
