Люси. Делайте что хотите.
Пауза.
Сорбье (понижая голос). Послушай, Канорис!
Канорис поднимает голову.
Ты уже встречал людей, которые выдавали других?
Канорис. Да.
Сорбье. Ну и что?
Канорис. А какое это имеет значение, раз нам не о чем им рассказывать.
Сорбье. Я просто хочу знать, как они потом себя чувствовали.
Канорис. Кто как. Был один, который выстрелил из охотничьего ружья себе в голову. Но он только ослеп. Я иногда встречал его на улицах Пирея, его водила какая-то армянка. Он думал, что за все расплатился. Каждый сам решает, расплатился он или нет. А другого мы пристрелили на ярмарке, когда он покупал рахат-лукум. После выхода из тюрьмы он полюбил лукум, пристрастился к сладкому.
Сорбье. Счастливчик.
Канорис. Гм!
Сорбье. Если бы я им все выложил, сомневаюсь, что мне удалось бы утешиться сахаром.
Канорис. Все так думают. Но никто не знает, пока не пройдет через это.
Сорбье. Во всяком случае, я не думаю, что буду испытывать после этого нежность к себе. Мне кажется, что я бы взялся за охотничье ружье.
Франсуа. А я предпочитаю рахат-лукум.
Сорбье. Франсуа!
Франсуа. Что, Франсуа? Разве вы меня предупредили, когда я к вам пришел? Вы мне сказали: Сопротивление нуждается в людях. Вы мне не сказали, что Сопротивление нуждается в героях. Я же не герой, я не герой! Не герой! Я делал, что мне говорили: я раздавал листовки, и переносил оружие, и делал это с радостью, вы же видели. Но никто но предупредил меня, что меня ожидает в конце. Я клянусь вам, что никогда не знал, на что я иду.
Сорбье. Нет, знал. Ты знал, что Рене пытали.
Франсуа. Я никогда об этом не думал. (Пауза.) Девочка, которую вы так жалеете, умерла из-за нас. А если я заговорю, когда они начнут прижигать меня своими сигарами, вы скажете: он трус и протянете мне охотничье ружье, если, конечно, не выстрелите мне сами в спину, а я ведь только на два года старше этой девочки.
Сорбье. Я говорил о себе.
Канорис (подходя к Франсуа). У тебя больше нет никаких обязанностей, Франсуа. Ни обязанностей, ни приказов. Мы ничего не знаем, нам нечего скрывать. Пусть каждый устраивается, как может, чтобы меньше страдать. Средства не имеют значения.
Франсуа постепенно успокаивается, но остается подавленным. Люси прижимает его к себе.
Сорбье. Средства не имеют значения... Конечно. Кричи, плачь, умоляй, проси пощады, копайся в памяти, чтобы найти, в чем бы признаться, кого бы выдать. Ну и что дальше? Ставки-то нет; ты же ничего не можешь рассказать, все твои мелкие гадости останутся при тебе, в строгой тайне. Может быть, так лучше.
