Элен тяжело вздохнула. Разумеется, планы Эдуарда ее мало касаются. Но впервые за два года у них появились секреты друг от друга, и это ранило ее сильнее, чем она могла предполагать.
С пакетами в руках Элен прошла в кабинет. По царящей в квартире тишине, отсутствию на вешалке чужих пальто она поняла, что деловой обед давно кончился. И с невольным трепетом подумала, что Эдуард наверняка взбешен ее отсутствием, что было, в общем-то, вполне справедливо.
Его лицо, когда он повернулся от окна, стоя у которого смотрел вниз на тихую улицу, сразу же подтвердило ее худшие опасения. По телу Элен пробежала дрожь, но она справилась с ней, не желая, чтобы он заметил, как сильно ее волнует все с ним связанное. Она широко раскрыла глаза, с трудом разыгрывая невинное удивление.
– Наконец ты соизволила появиться! Твои ссылки на утомление начинают действовать мне на нервы. Я сам делал записи, ты найдешь их на моем столе. И если ты не сможешь в них разобраться, тем хуже для тебя, – резко произнес Эдуард.
При виде его беспощадно сжатых губ сердце Элен дрогнуло. Ей захотелось кинуться к нему на шею, попросить прощения за все, признаться, как ненавистна ей роль, которую она принуждена играть. Искушение было таким сильным, что она едва не поддалась ему. Но она не могла позволить себе этого – один искренний порыв перечеркнул бы все, чего она добивалась с таким трудом.
– О, не будь таким ворчуном. – Она заставила себя улыбнуться, избегая, однако, встречаться с ним глазами. – Я ведь предложила вызвать женщину из агентства заменить меня на несколько часов, но ты почему-то отказался. На обед я заказала все самое лучшее, чтобы только угодить твоим гостям. А если бы я осталась с вами, моя голова разлетелась бы на кусочки от боли.
Она прошествовала к своему столу, стараясь выглядеть беспечной.
– Последние несколько недель ты совсем не давал мне вздохнуть. Разве удивительно, что я прошу хотя бы пару свободных часов в день. Я с ног валюсь от усталости.
– С моей точки зрения, до этого тебе далеко.
За этой мрачной иронией Элен почудилась скрытая угроза. Она замерла. Но чем мог он грозить ей? Ничем! Она села за стол, небрежно опустила пакеты на пол, и они, разумеется, повалились, а их экстрамодное содержимое вывалилось наружу, чего она и добивалась.
Шелк, воздушное кружево и атлас – соблазнительное белье, достойное сирены, самое фривольное, которое только удалось раздобыть, ничем не напоминавшее ее прежние скромные вещицы. Эдуард пересек комнату, узкий носок до блеска начищенного ботинка коснулся голубой атласной ночной рубашки, и кровь прилила к щекам Элен. Вопрос Эдуарда звучал холодно и язвительно:
