— Ты опять, Зорькин, перепутал божий дар с яичницей! — Гера задрал нос и посмотрел на Зорькина сверху вниз.
— Вот видишь, — простонал Зорькин, — теперь яичница… Да ты маньяк! Я ведь давно говорю — тебе бы к доктору, а то все эти оговорки по Фрейду…
— Яйца курицу не учат! — рявкнул Гера, но тут уже все заржали в голос. — Вы чего? — обиделся он. — Ну, сука, я тебе отомщу! Ща поедешь в Коломну на праздник меда…
— Что-о? — взвился Зорькин.
— Что, блин, слышал! И не на служебной машине, а на электричке!
— Да пошел ты! — Корреспондент швырнул в ведущего маленький пластмассовый глобус, но попал, разумеется, в Аврору.
— Не смей обижать Кристину! — завопил Гера, прижав девушку к груди.
— Гер, ты чего? Забыл, как меня зовут? — удивилась Аврора.
— Я имел в виду Онассис, — пояснил Герасимов. — Ты ведь у нас тайная миллионерша.
— Ой… — отмахнулась Аврора, — ты вообще о чем?
— Мне Наташа все рассказала! — пританцовывая, Гера переместился к своему столу, на котором разрывался телефон. — Аллё! Да… — Гера помрачнел. — Да. Хорошо. Ладно. Приду через десять минут. Зорькин, пока меня не будет, не смей приглашать Аврору в кино. Она моя! Это мои миллионы, особняки и золотые кредитные карты! А ты со своим астраханским рылом не суйся в ряды нашей московской финансовой элиты!
Послав Авроре воздушный поцелуй, Гера удалился. Зорькин пожал плечами. Аврора вернулась на место в удивительно хорошем настроении и даже честно приступила к сочинительству новых тем для стрит-толков. В такие дни она любила свою работу. С одной стороны, она административный работник, что открывает возможности карьерного роста, но при этом делает репортажи, придумывает темы для передач, время от времени вместе с Герасимовым пишет сценарии для всякого рода вечеринок, что дает надежду на то, что когда-нибудь у нее будет своя программа.
Все прекрасно.
Но когда часа через полтора в комнату ворвался Артем, Аврора поняла — на кого бы он сейчас ни набросился, идиллия кончилась. Набросился он на нее.
— Пойдем выйдем, — изо всех сил делая вид, что ничего такого не происходит, обратился к ней Гера.
Герасимов отличался скачками настроения: то он был обаятельный, милый, неотразимый, а через секунду превращался в невменяемого психопата, который орал, топал ногами, никого не слушал и готов был отречься от собственной матери, если ему казалось, что она против него.
Гера затащил Аврору на площадку между вторым и третьим этажом — там почему-то никто никогда не курил и не общался, — прижал к стенке и, фыркая слюной, потребовал объяснений:
