- Сжечь, сжечь, сжечь!!! - закричали больные.
На него набросились, заломили за спину руки. У доктора потемнело в глазах. "Как жаль, что я тогда не извел эту гадину",- тоскливо подумал он.
- Подождите, вы не имеете права меня убивать! - отчаянно завопил Иосиф Георгиевич. Ну, арестуйте, наконец посадите в тюрьму... Я требую суда!
- Ответишь теперь за все,- мрачно пообещал Цуладзе. За смирительные рубашки, за уколы в задницу, за то, что народ томил в застенках, лишил нас свободы...
- Я же вас лечил, неблагодарные! - возопил Шрамм.
- Ты калечил наши души! - вдруг негромко произнесла Малакина.
И все сразу зашикали:
- Тихо! Святая говорит!
- Ты вынимал наши сердца и пожирал их,- продолжала она. На восковом лице жили одни губы. И за это мы вырвем твое сердце и забьем в него осиновый кол. Блудницу тоже казним... А то ишь вытворяли что... Она умолкла, видно, возобновляла в памяти виденные картины. Нагишом скакали, срам-то какой! А блуднице отрубить голову! Все...
Она умолкла, закрыла глаза, а бывший поэт натянул ей на голову простыню.
- Но сначала надо побрить его наголо! - предложил Карим.
Откуда-то появился запретный предмет - ножницы, доктору крепко сдавили шею. Цуладзе взял на себя роль парикмахера. В считанные минуты Иосифа Георгиевича остригли, как овцу, и он уже ничем не отличался от взбунтовавшихся больных. Единственным исключением был халат, который, конечно, ни в какое сравнение не шел с убогими одеждами умалишенных...
Доктора пока решили запереть в мертвецкой... Когда за ним закрыли дверь и приперли ее шкафом, Шрамм бессильно опустился на корточки и зарыдал. Только Всевышнему было ведомо, сколько оставалось жить несчастному на белом свете. Последние часы по иронии судьбы он проведет в удушающем смраде, среди разлагающихся трупов, прежде чем он сам станет такой же гниющей клетчаткой. Доктор завыл, сотрясаясь от рыданий и жгучей ненависти к неблагодарным больным...
Он стал барабанить в дверь.
- Откройте, кретины безмозглые! Строиться на уколы в зад! Всем апоморфину! Без исключения! Дебилы! Дауны! Психопаты!
Наверное, Иосиф Георгиевич долго бы еще бился лбом в дверь, изрыгая проклятия, пока пациенты его наконец не собрали нужное количество хвороста, дров и прочего горючего материала... Но ему несказанно повезло. Вдруг он услышал, как отодвигают упор от двери, потом она распахнулась, и о, чудо! На пороге стоял Юрка-сирота, о котором доктор и думать забыл.
- Голубчик ты мой, я знал, знал, что ты меня освободишь! - Шрамм бросился на шею своему спасителю.
