Вдруг Маша распустила узлы на глухом платке, и чудные волосы рассыпались по плечам. Юра догадывался, что она их прятала, потому что большинству больных независимо от пола всегда делали "нулевку". В клинике профилактировали педикулез. "Я по ночам мою их холодной водой",по секрету сообщила девушка.
И Юра тут же поставил на плитку кастрюлю с водой, подогрел и профессионально да и с удовольствием вымыл ей голову, причем настоящим французским шампунем, который купил как-то, сам не зная для чего ведь пользовался обычным мылом. Потом он насухо вытер ее вьющиеся волосы, и они тут же приобрели блеск темного золота. Никогда в жизни Юрчику не приходилось прикасаться к таким прекрасным шелковистым волосам. Неожиданно для себя он осторожно обнял Машу за талию, она не вздрогнула, а доверчиво прижалась к нему. И будто горячая волна захлестнула неискушенную Юркину душу.
- Бедная ты, несчастная девочка, такая же, как и я... прошептал он, почувствовав, как подступили слезы. И уже не по-мальчишески, а со взрослой грустью подумал; что же делать ему с этой маленькой, жалкой, брошенной всеми узницей "желтого дома"?
Маша вздохнула, взяла Юркину голову в ладони и приникла к его губам.
- Мы по-настоящему целуемся? - слегка отпрянув, спросила она.
- Не знаю, я никогда не целовался, и меня не целовали... ответил он, когда справился с дыханием.
Он взял ее маленькую руку и стал рассматривать: в его огрубевшей ладони она напоминала маленькое крылышко - полупрозрачная кожа, голубые прожилки. Что можно сделать такими руками, такими тонкими пальчиками? Он вдруг испытал неведомое благоговение перед этим чудесным созданием природы - хрупкой девичьей ладошкой.
* * *
"Стреляйте",- тихо сказал он и пошел в обратную сторону мимо чугунно-монолитного строя танков, механических олигофренов... Единый залп потряс небо, землю, будто выплеснулись воедино тонны крови. Лаврентьев почувствовал, что прижат к земле, а вокруг, медленно вращаясь и кувыркаясь, летели и падали на него миллионы осколков лопнувших стальных труб, которые уже никогда не станут огненными стволами...
Наваждение продолжалось всего лишь мгновение, короткое и ослепительное, не дольше, чем жизнь вспыхнувшей в темноте спички. Лаврентьев понял, что "отключился", но никто в окопах даже не успел этого заметить. Рядом с ним скрючился на корточках майор-запасник Чеботарев, курил, скрывая огонек в ладонях. Мудрый майор, морщинистый, старый, зубастый по характеру, как нильский крокодил.
