Много сил потратил он на своё умение — хватит ли его теперь отмахаться от соперника? Нет, не хватит; но воистину нет ему и соперников! Ибо он лучший и ценит, что он лучший.
Множество лучших появляется теперь на небе, и каждый из них способен к своему, и нет им соперников. Имя им — умельцы.
Вот, небо наполнилось умельцами, и умельцы заняли место, что освоили собиратели. Многие говорят теперь: мир ушёл от дикости и пришёл к культуре.
И вот, появляются меж умельцами другие умельцы. Рядом с отделяющим приросшие алмазы явился собирающий щепки и крошево, рядом с латающим чёрные дыры явился подающий ему иглу и нити и имеющий свою долю.
Воистину, нет у алмазов такой хитрости, на которую не нашёлся бы свой специалист! И чем больше является умельцев, тем больше оказывается и алмазов.
Но всякий попавший в небо есть тем самым алмаз — и у него имеется своя хитрость. И на эту хитрость найдётся умелец. И нашедшийся сам станет алмазом.
Так алмазы в небе становятся связаны.
Но небо было, есть и будет — что за дело ему до жалких камней?! И небесный покой сменяется космической катастрофой.
Благо собирателям! Ибо угадав катастрофу, бегут от неё и собираются в новом месте, и там есть глупые из алмазов и бдолах и камень оникс.
Но умелец прирос к месту его и к занятию его, в котором он лучший. Даже и малая перемена станет для него космической катастрофой. А его катастрофа не станет ли провалом и для связанных с ним?
Так собиратели нестойки к умельцам, а умельцы нестойки к переменам. Небо же стойко ко всему.
Живёшь ли ты в эпоху перемен и начала мира? Будь собирателем!
Живёшь ли ты в эпоху культуры и всеобщей связи? Будь умельцем!
Но если ты решил стать собирателем, бойся быть лучшим. Если же становишься умельцем, бойся уметь многое.
Почётно быть собирателем и почётно быть умельцем. Но среди собирателей есть крыса, а среди умельцев — лобковая вошь. Итак, гордись тем, что ты крыса, и гордись тем, что ты вошь!
Но тому, кто хочет нового неба, скажу я так: будь вошью для поиска и крысой для освоения”.
Так писал Заратустра. И написав, рассмеялся и сказал самому себе:
“Орёл и змея были некогда моими животными. Чем же хуже новая пара?
В собирателе есть нечто от волны — всеохватность, и есть нечто от частицы — отдельность от мира.
Также и в умельце сочетаются точность и слитность с миром.
Итак, вполне доволен Заратустра тем, каковы его новые животные — крыса и вошь”.
