— Ну, милок, принес, что ли? — спросил домовой.
— Да вот, в мешке, — поспешно ответил Семен.
— Ну, дак доставай, да и с Богом! — потер ручки суседка.
Семен осторожно развязал мешок, засунул туда руку в перчатке. Из мешка раздался дикий мяв.
— Ты погоди, погоди с кошкой-то, — зачастил домовой. — Я ж тебя про что спрашиваю? А?
— Ну, понял, понял, — буркнул Семен, доставая из кармана серого макинтоша (добытого из того же сундука) бутылку, стопку и огурец.
— Да ты никак казенной седни принес? — восхитился домовой. — Ну, скажу тебе, хороший ты хозяин! Папашу твоего я шибко уважал, так ведь он в меня не верил! Только на девятое мая оставлял стаканчик с водочкой, хлебушком накрытый, на ночь — вот тогда я лишь и разговлялся. А ты… будет из тебя толк, будет.
Крякнув, он лихо опустошил стопочку, откусил кусок огурца и, не прожевав, приказал:
— Доставай кошку.
На чердаке было темновато, но домовому это помехи не составляло. Семен предъявил ему черную кошку — держал он ее за шиворот и на вытянутой руке.
— Ага, Маньки Селедчихи. Ну, хрен с ей, она скотина известная. Только вот… дай-ка, дай-ка разглядеть…
— Побойся бога, суседка, — взмолился Семен. — Третью ведь приношу! Сколько ты их браковать будешь? Легко, по-твоему, ночью черную кошку поймать?!
Он с ужасом вспомнил свои ночные бдения на пустырях и даже на крышах, удавки — нехитрое, но собственное изобретение (а сколько раз он не успевал затянуть петлю, и кошка убегала!), крики разъяренных хозяев, а главное — хозяек, — хорошо, хоть ни разу толком не разглядели! — наконец — исцарапанные руки…
— А сколько надо, столько и буду! Не хватало еще на белой шерстинке нагреться! — сварливо ответил домовой. — Ты, хозяин, слушай старого человека, я дурному не научу. А если делать — так делать, а не дурака валять! Впрочем… годится. Значит, котел чугунный у тебя есть…
— Есть, — подтвердил Семен Орестович.
— Ну, и ладненько. С завтрашней ночи и начнешь. Ровно в полночь опустишь ее в кипящий котел…
— Живую?! — ужаснулся Семен.
— Э-э, да ты, видать, слабоват, а туда же — Силу хочу! — издевательским тоном обрезал его домовой. Семен промолчал. Домовой после паузы продолжил:
— Значит, варить будешь двенадцать ночей. На исходе двенадцатой выплеснешь на костер весь этот… бульончик, костер погаснет, и ты найдешь в пепле одну-единственную косточку. Она и будет кость-невидимка. Возьмешь ее через тряпочку, положишь в полу кафтана, отнесешь в дом — и не трогай! А вечерком, в обычное время, принесешь на чердак, тоже в тряпице, я тебя ждать буду, объясню, что дальше делать. Как вести себя, пока кошку варишь, сейчас расскажу. Значит, так: котел вскипятить к полуночи и ровно в двенадцать бросить туда кошку. Это в первый день. А потом — уже с кошкой — котел ставить на огонь ровно в полночь. И не опаздывай ни на минуту. Ну, на минуту-то, наверное,… Варить до первых петухов, слава Богу, на улице еще остались, кричат. Закукарекают — снимай сразу. Но вот что нельзя точно: заснуть нельзя, днем отсыпайся. От котла не отходи — перевернут!
