— Понимаю, — с трудом произнесла Мадина.
Она не могла даже кивнуть, как будто ей кол в шею вогнали, и лицо у нее, наверное, теперь у самой было как маска.
— И как это тебе вдруг в голову пришло? — Альгердас раздосадованно покрутил головой. — Я был уверен, что ты предохраняешься! Иначе сам бы…
— Мне не приходило это в голову.
— Ты хоть меня бы спросила! Кем ты меня, получается, все это время считала? Дураком, которого легко вокруг пальца обвести? Или подонком, которому вообще на все это плевать?
— А тебе не плевать?
Мадина почувствовала, как лицо ее кривится от того, что усмешка с трудом пробивается сквозь онемевшие губы.
— Представь себе! Я тебя люблю, и мне не плевать, что с тобой происходит! Но и на себя мне тоже не плевать. Я не готов к тому, чтобы иметь ребенка. И когда буду готов, и буду ли когда-нибудь готов вообще, не знаю. Зачем ты ставишь меня в такое положение, когда я должен сам с собой лбами сталкиваться?
— Странно… — проговорила Мадина.
— Что странного? Что я не хочу детей?
— Что ты делаешь эти фильмы… Мультфильмы. Они ведь детские вообще-то. Для детей.
— Вот только давай не будем переводить стрелки на творчество, — поморщился он. — Для детей анимация или не для детей, это спорный вопрос. Не о том сейчас речь!
— Я понимаю. — Мадина наконец смогла кивнуть. Она почувствовала, что оцепенение понемногу сходит с нее. — Речь о том, что ты не хочешь, чтобы я родила.
— Да. Не хочу. И не понимаю, почему я должен этого хотеть.
Она молчала. И Альгердас замолчал тоже. Да и что еще он должен был сказать? Все уже было сказано. И сказано определенно.
Непонятно было только, почему она не ушла в тот же день. Надеялась, что он переменит свое мнение? Нисколько она на это не надеялась. Что они как-нибудь помирятся и все само собой уладится? Тем более нет. Они не ссорились — то, что между ними произошло, невозможно было считать ссорой.
Ее просто охватило безразличие. Она словно бы видела себя со стороны, и видела так, как будто смотрела замедленное кино. Существует на экране какая-то женщина, производит какие-то машинальные действия, все это длится и длится без цели…
Собственно, длилось все это только один день. Один! А вовсе не целую вечность, как Мадине казалось. Но уже и того, как они с Альгердасом провели прошедшую ночь, было для нее слишком много. Хотя ничего особенного не происходило — они просто лежали на разных половинах кровати. Кровать была широкая, и им даже ноги поджимать не приходилось, они и так друг к другу не прикасались.
