Именно это сейчас и происходило в доме. Подготовка к Новому году всегда была у Веневцовых праздником и даже священнодейством. Конечно, все это было Мадине знакомо — и пирожки с пятью разными начинками, и кружевные гирлянды из фольги, которые папа изготавливал собственноручно, и крюшон, который мама делала из замороженных летом ягод — клубники, малины, брусники, черники, голубики, смородины… Все это было ей знакомо, но все приобретало теперь особенный смысл оттого, что происходило в присутствии Альгердаса.
Они приехали в Бегичево тридцатого декабря и застали предновогодние хлопоты в самом разгаре. К тому же вперемежку с хлопотами по приему гостя, что было для родителей священнодейством не меньшим, если не большим, чем любой другой праздник. Видимо, вся эта суета вокруг него и утомила Альгердаса так, что теперь он спал и спал, несмотря на яркое солнце за окном.
Стоило Мадине о нем подумать, как Альгердас появился на пороге кухни. Вид у него был сонный и удивленный.
— Это что, двенадцать уже? — спросил он. — Или часы неправильно идут?
— Часы правильно идут, — улыбнулась Мадина. — И солнце тоже.
— Ничего себе! Доброе утро, Ольга Тимофеевна, — спохватился он. — Надо было меня разбудить.
— Зачем? — Мадина подошла к нему и поцеловала в щеку, в сонную полоску от подушки. — Здесь никуда не надо торопиться, разве ты еще не понял?
— Понял, — улыбнулся он.
— Умывайся, Алик, как раз пирожки горячие, — сказала мама. — И хорошо, что ты подольше поспал. Раньше они и не испеклись бы.
Мадина вышла вслед за Альгердасом в коридор и шепнула ему на ухо:
— Умывайся, завтракай, и пойдем гулять. А то ты от всего этого уже оторопел, наверное.
— И ничего не оторопел, — возразил Альгердас. — Хотя непривычно, конечно. Но погулять и правда не помешало бы. Хочется это ваше зачарованное царство разглядеть, — добавил он, кивнув на снежный сад за окном.
Зачарованным царством казался не только сад, но и весь поселок. Мороз был легкий, безветренный, и гулять можно было долго, с удовольствием. Все, что весной или дождливой осенью показалось бы в Бегичеве унылым, тусклым и глубоко провинциальным, теперь выглядело таким же праздничным, как елка в доме Веневцовых.
Ветки берез над железной дорогой застыли в инее. Они даже не вздрагивали, когда под ними мчался из Москвы в Петербург скорый поезд.
Стоя у шлагбаума на переезде, Альгердас проводил поезд взглядом.
— Как-то не по себе становится, — сказал он.
— Почему? — не поняла Мадина.
