— Да. А…?
— Сказали, можно на другого перекинуть, а еще друг на друга.
Хени только сопел, уткнувшись в ральтово плечо.
— Мальчики… и что вы решили?
Ральт глубоко вздохнул. Потянулся и взял меня за руки.
— А ты… ты чего хочешь?
Рьмат Великодушный. Назвал. Назвал меня.
— Вы можете уехать со мной. Но если останетесь, я сделаю так, чтобы вам не причинили вреда.
Мастер все отдаст за свою Бетелитэ.
— Мы бы остались с тобой. — Хени поднял голову, размазывая ладонью слезы по щекам.
— Вы бы остались?
А ты, Ральт?
— Мы бы остались с тобой, Вен. — Ральт обнял меня, уткнувшись лбом в ключицу.
К Рьмату все.
— Едем домой, мальчики. Едем домой.
Тетушка Кара сунула Хени в руки кулек с печеньем и по очереди обняла нас.
— Расправили крылья, так летите, мальчики.
Мы выехали немедленно, не желая ждать.
— До темноты к Пайлоку не успеем, даже если будем гнать, — Вен перекинула поводья на шею Монашки и остановилась в раздумье.
— Переночуем в Караере? Отсюда есть прямой путь, с той стороны поселка.
— В Караере? Хорошо. Да еще тот лекарь, Гонта, обещал принять нас. Едем.
Мы пересекли поселок и выехали на тропу, ведущую к тракту. Поднявшаяся метель не способствовала разговорам, да и говорить не хотелось.
Разочарование, обида и… облегчение? Да, к собственному удивлению, я чувствовал облегчение. Судьба моя была решена, и мир обрел постоянство. Теперь я знал свое будущее, и, несмотря на неудачу, был рад, что все, наконец, разрешилось.
Дорога скрылась под слоем снега, когда опустилась темнота. Но спокойное белое пламя на Центральной башне города уже виднелось впереди.
Ворота были еще открыты. Стражник с радостью указал нам путь, узнав, что мы ищем Гонту Белого. Видно, старика здесь любили. Хотя если вспомнить, как он заступился за нас…
Хени почти заснул под мерный шаг своей Тучки. Накинув поводья на коновязь, я помог ему слезть седла. Всего семнадцать. Понимание ударило меня под дых и заставило замереть на месте. Семнадцать лет. Мне вчера исполнилось пятьдесят. По крайней мере, чувствовал я себя именно так. Не хотелось двигаться.
— Ральт, очнись. Ральт!
Я стоял, прижав к себе окончательно уснувшего Хени. От теплого лошадиного бока шел пар. Остроконечные снежинки падали в вороную тьму и таяли, таяли…
На снег лег белый прямоугольник, и из открытой двери крикнули:
— Ну же, заносите его в дом!
Я поднял Хени на руки и боком вошел внутрь.
— Скорее, скорее! Кладите сюда. — Доктор провел меня к широкой скамье и, дождавшись, пока я положу Хени, начал раздевать его.
