Та сложность, с которой я не совладал, выглядела простенько. Она выглядела как талончик к врачу. Любимая помахала ею перед моим носом и ушла в поликлинику. Я сидел на скамейке, еще жутко самоуверенный, как Пржевальский, только без эполет, и покровительственно улыбался Бенджи. Вероятно, у меня был слишком надутый вид, потому что Бенджи не выдержал. Он поднялся на ноги и потянулся, с легким звоном распрямляя свои бронзовые конечности.
– Чему вы, собственно, радуетесь? – спросил он.
– Любви, – автоматически отвечал я.
– Бывшей любви, хотите вы сказать? – уточнил Бенджи.
– Почему это бывшей?
– Молодой человек, – сказал верблюд, – на этом месте, перед моими глазами, прошли семь тысяч подобных историй. И потрудитесь сдать бутылки. Все-таки некоторая компенсация.
Пржевальский вдруг сардонически захохотал. Я почувствовал легкое беспокойство, но тут прилетел вожак стаи с записочкой от любимой. «Сижу в очереди. Очень люблю. Помидоры здесь по тридцать. Температура воды +17. Крепость вина та же».
Я написал семьдесят семь стихотворений на кленовых листьях, обвешал ими голубя и отправил к любимой. Улетающий голубь громко шелестел.
– Вот так! – гордо сказал я Бенджи.
– Должно быть, вы плохо играете в шахматы, – заметил верблюд. – Опасно принимать жертвы.
«А! Чего он вообще понимает! Индюк бронзовый!» – думал я, но не говорил, потому что боялся тяжелых копыт.
Любимая пришла через три дня. Я заметил ее издали. Она шла своей обычной походкой, слегка вразвалочку покинув раздевалочку, и улыбалась на все сто процентов.
– Тебя на работе ищут, – сказала она.
– Нашли где искать, – сказал я. – А в твоей сумочке меня не ищут?
– Как я не люблю твои жлобские шутки! – рассердилась она.
От таких ее слов несколько близлетающих голубей скончались. Они упали на аллею с мягким стуком. Это был неприятный и тревожный симптом. И тут любимая взглянула на меня, и глаза ее опустели. Взгляд ее стал похож на дом, из которого вынесли мебель. Последний шкаф или диван еще с грохотом тянули по лестнице.
– Но-но! – закричал я. – Кто разрешил? Почему меня не спросили? Я ответственный квартиросъемщик!
Но было уже поздно. Она стала говорить, что что-то то ли опустилось, то ли улетело, то ли уплыло. Я все старался представить себя это «что-то». У меня получался странный аппарат типа дирижабля, который держался на ниточке, потом опустился, рванулся и улетел.
Любимая съежилась и провалилась в щель телефонного аппарата.
Я хотел последовать за ней, но не пролез. Раздались долгие гудки, потом голос ее мужа сказала: «Да…»
