Менее чем через неделю после появления Вернона Куэйла в "Приюте кречета" в "Круглой комнате" вовсю шла работа. Она обставлялась и обустраивалась исключительно под его постоянным наблюдением. Ни я, ни один человек из слуг не поднялся за все это время в "Круглую комнату", потому что Элинор заявила, что это – территория, которой полностью распоряжается ее муж. Я была настолько поглощена тревогой за Элинор, что мне даже не пришло в голову задать себе вопрос, кто же там убирает, потому что помещение все время было заперто, и была до глубины души потрясена, обнаружив, что это делает сама Элинор.
Вернон Куэйл почти целые дни проводил в "Круглой комнате" и часто вызывал туда Элинор, иногда на несколько минут, иногда на несколько часов. Я не могла понять зачем, потому что в остальное время они почти что не разговаривали. Он всегда обращался с ней очень вежливо и иногда называл "моя дорогая", но я никогда не слышала, чтобы они вели беседу на какую-нибудь общую тему. За столом он мог совершенно спокойно просидеть, не издав ни слова, с отсутствующим выражением серых глаз. Разговаривали при этом только я и Элинор.
Да, мы разговаривали, но все было совсем не так, как раньше. В прежние дни мы говорили буквально обо всем на свете, иногда спорили, иногда соглашались, никогда при этом не испытывая недостатка в темах. В те дни, когда все мы трое были поглощены своими занятиями, у нас хватало новостей, открытий и сплетен, которые необходимо было обсудить. Теперь же Элинор не делала ничего. Ее заметки, рукописи и рисунки пылились в кабинете. Она больше не участвовала в работе благотворительных организаций и разных комитетов. Она не устраивала суаре и вечеринок в саду. Когда-то ее энергия была неистощимой. Теперь же она поздно вставала, рано ложилась спать и, казалось, проводила целые дни в каком-то странном полусне.
Временами из оболочки новой Элинор, как из ловушки, выглядывала на мгновение Элинор прежняя. Дважды, когда мы оставались одни, она отчаянно хватала меня за руку и говорила:
– Помоги мне, Джейни!
Но прежде чем я успевала прокричать: "Скажи, что сделать!", прежняя Элинор исчезала, а новая глядела на меня пустыми глазами, словно ничего не говорила.
Однажды, наблюдая, как я ухаживаю в саду за гвоздиками, Элинор внезапно слабым и странным голосом повторила фразу из собственного письма:
– Молись за меня, Джейни.
Но стоило мне бросить нож и колышек, которые я держала в руках, и подбежать к ней, как страх и оживление исчезли из ее глаз. Она вяло произнесла:
