— Я ещё упомянул, что в прошлой жизни мне нанесли неизгладимую душевную травму.
— Да, вы рассказывали, как вас убивали.
— Обстоятельства моего убийства убедили меня, что не всякая бескомпромиссность одинаково полезна.
— И поэтому в нынешней парнокопытной жизни вы решили заключить сделку с собственной совестью?
— От которой у меня осталась неизбывная горечь. Сахар из моего спецпайка может лишь чуть-чуть её подсластить, да и то ненадолго…
— Я понял вас, любезный Царандой. Пожалуйста, обещайте мне одну вещь.
— Постараюсь, но это зависит… Сами понимаете, я на службе.
— Понимаю. Но я прошу совсем уж о малом. Когда придёт моя очередь идти… хм… в столовую, не сопровождайте меня. Я пойду сам. Будьте уверены, по дороге не заблужусь.
— Вы совершенно зря об этом просите, дорогой Цунареф. Мне кажется, что вам у нас уготована совсем иная участь.
— Какая именно?
— Я не могу сказать точно, но интуиция мне подсказывает, что до «столовой» вы дойти не успеете.
В конференц-зале бухгалтерша Вера сидела в пятом ряду слева, сурово поджав губы, и думала о том, как она сегодня вечером опять будет смотреть в глаза мужа, изо дня в день пугающие своей чёрной нездешней пустотой. Забойщик Алексей Иванович Крохалев никогда не был груб с женой. Не был он с ней и ласков, но всегда был вежлив и уважителен, за все двенадцать лет совместной жизни не побил ни разу, на восьмое марта неизменно дарил ей торт с шампанским и букет дорогих цветов, а на день рождения вывозил её в город, в магазин за обновкой. В последний год муж начал сильно обижаться на Веру за то, что у неё появилась привычка закрывать от него плечи и грудь ночной рубашкой, даже в моменты интимной близости. Всегда мягкая и уступчивая, Вера вцеплялась мёртвой хваткой в ткань ночнушки, натягивая её на себя и закрывая лилово-чёрные пятна, оставляемые каждую ночь железными пальцами мужа, когда он, бормоча во сне что-то невнятное, вцеплялся в её тело с такой силой, что она с трудом удерживалась, чтобы не закричать от боли.
— Ну что, Верунька, твой-то всё так же во сне людей и убивает? — громким шёпотом спросила Веру вдовая кладовщица Валя, наклонясь к её уху. Овдовела она год назад, после того как её муж-милиционер по пьяному делу разрядил служебный Макаров себе в голову.
Вера молча сухо кивнула головой и осторожно по очереди промокнула носовым платком уголки глаз.
— К доктору сводила его, али нет ещё?
— Своди его, попробуй… мой ведь, он если сказал, что не пойдёт, значит и не проси…
