Когда в округе почти не осталось ни лошадей, ни лошадников, название села как-то само собой усохло до Мервино, а потом и самого села не осталось. В советские времена оно постепенно обезлюдело и в конце концов вымерло как и множество других сёл. Осталась лишь платформа «Мервино», которую местные жители именуют «блок». Несколько раз в день на блоке останавливается на пару мгновений простуженная усталая электричка, подхватывая или сбрасывая горстку людей, живущих в окрестных деревнях. Деревенские ездят в город за спичками, солью, белым хлебом, сливочным маслом, кефиром и другими колониальными товарами, которые они, в отличие от самогонки, сами делать не умеют.
Работники же Мервинского мясокомбината электричкой не пользуются. Их забирают и привозят на работу комбинатские автобусы — Пазики и пассажирские Газели, а после окончания смены развозят по домам. Местные жители не жалуют комбинатских за то, что они не ездят зимой в студёной, а летом в раскалённой электричке, что будучи чистокровно деревенскими, живут они в комбинатских тёплых городских квартирах, жгут на кухне не баллонный а подведённый газ, и получают хорошую зарплату. А больше всего деревенские не любят комбинат за то, что стоит он у них под боком, процветает и богатеет, а поживиться с него ни свежатиной, ни колбаской, ни нужным хозинвентарём не даёт высокий забор и суровая неподкупная охрана. Не по-русски это, когда у кого есть чем поделиться, не делится ни по добру ни по здорову. Вот потому и не любят деревенские комбинат и его работников.
Машины одна за другой подъезжали к ограждению, рабочие в комбинезонах с лязгом открывали железные двери, и испуганный и усталый живой груз, цокая копытцами по металлическому пандусу, перетекал в просторный загон под высоким навесом. Овцы робко жались к ближнему краю загона, стараясь держаться подальше от противоположной стороны. Там, у дальнего края загона в деревянной ограде зияло нечто необычное и страшное. Это было жерло узкого коридора, образованного сплетением толстых металлических труб. У входа в этот коридор мягкий соломенный настил заканчивался, обнажая голый шероховатый бетон. Метров через тридцать зловещий коридор приводил к низким железным воротам серого приземистого здания. В описываемый момент эти ворота были закрыты наглухо. Над ними тускло в свете дня горела служебная лампа, обязанностью которой было освещать в тёмное время суток железную вывеску "Убойный цех N1". Буквы были выведены красной масляной краской, а в конце вместо точки художник с мрачным юмором поставил жирную кроваво-красную кляксу.
