– Хотя дальнейшие поиски бесполезны? – невинно поинтересовалась Мириэл.
– Нужно, чтоб видели, как ты стараешься, разве нет? – Он сел и принялся разматывать повязку.
Оставив Годифу с пастухом, Мириэл повернула мула и погнала его к береговой линии. Под порывами дующего с моря ветра, так и норовившего сорвать с нее белый платок послушницы, у девушки слезились глаза; едкий соленый воздух обжигал легкие. На проложенной гати она заметила фигуры знатных особ в ослепительно ярких плащах с меховой опушкой, надзиравших за ходом поисковых работ. Мириэл представила, как они, повторяя судьбу уничтоженного накануне обоза, тонут в водах наступающего моря, и, невольно содрогнувшись, поспешила изгнать ужасную картину из головы, вместо этого задумавшись об утраченных сокровищах.
Если кому-то удастся их найти, этот человек станет владельцем королевского – в самом прямом смысле слова – состояния. В воображении она видела, как сама выкапывает корону из ила и поднимает ее на вытянутых руках и золото мягко переливается на свету. Интересно, сколько бы дали за такую драгоценность? Наверно, очень много. Вполне хватило бы на то, чтобы откупиться от монастыря и начать новую жизнь. У нее появились бы новый дом, сытная пища, красивая одежда. Она стала бы жить так, как считает нужным, Ни в чем не зная отказа. Губы девушки тронула улыбка. Организовала бы свое собственное суконное производство, лучшее во всей Англии. И еще…
– Сестра Мириэл! – ворвался в ее грезы наяву настойчивый голос Годифы. Корона исчезла. Перед ней вновь простирались лишь продуваемый ветром голый берег и дельта, где трудились люди, с переносных плетней методично прощупывавшие шестами каждую пядь обнаженного дна.
– Иду. – Девушка повернула мула.
– Почему ты отъехала?
– Хотела посмотреть, что происходит.
– Да, но…
– Мать-настоятельница пожелает узнать подробности, – быстро перебила монахиню Мириэл, пока та не начала читать ей наставления, – Мы дадим ей более точные сведения, если увидим' все своими глазами.
Годифа сощурилась и хмыкнула, неохотно признавая ее правоту, потом натянула поводья.
– В любом случае пора возвращаться. Скоро колокол начнет звонить девятый час.[2]
Потом к вечерне, потом к ночному богослужению, мрачно думала Мириэл, и ничего, кроме сухаря и маленькой чашки слабого травяного отвара для поддержания сил и духа. Украдкой поморщившись, ока последовала за старшей монахиней.
Пастух, уже с чистой повязкой на больной йоге, почтительно поклонился, когда она проезжала мимо, и захромал к берегу, теша себя мечтами о королевском золоте.
