— Что это может быть?
— Я вроде знаю, — сказал Нэнквисс, осмотрев Файтви. — Помнишь, он говорил, что его можно убить во сне? Раз можно убить, значит, можно и тяжело ранить. Вот это оно и есть. Здесь-то он по виду совершенно здоров, а там, во сне, у него, надо думать, страшная рана вот здесь, пониже сердца. Лёгкое, кажется, пробито.
— Проклятье, — сказал Рори. — То есть наш Файтви того и гляди помрёт при том, что он здоров?
— Спокойно, Файтви, — сказал Нэнквисс, глянув в открывшиеся глаза Файтви. — Пусть меня зовут помесью гремучей змеи и дикобраза, если я не вылечу тебя.
— Нет смысла лечить меня здесь, — простонал Файтви. — Умираю-то я не здесь, а во сне. Это у меня в мозгу.
— Пусть меня зовут пищей койота, если я не могу сделать ловушку для снов, — сказал Нэнквисс. — Мне нужны перья, немного глины, кожаные ремешки и ивовый прут.
— Если мне там не сделают перевязку, я здесь умру от простой потери крови, хотя бы вы притащили сюда всю королевскую медицинскую школу. А честно говоря, непохоже, чтобы кого-нибудь там заботила моя перевязка.
Тут глаза Файтви закрылись, а пальцы заскребли по земле.
— Посиди-ка с ним, — сказал Нэнквисс Рори. — Я пойду подстрелю какую-нибудь хищную птицу. Нужны перья для ловушки.
Он подхватил с земли свой лук и быстро скрылся за деревьями.
Рори сел рядом с Файтви. Дышал Файтви хуже некуда.
— Знаешь что? Расскажу-ка я тебе пару историй, пока там Нэнквисс обернётся. Нет лучшего обезболивающего, чем хорошо рассказанная история.
— Нет уж, спасибо, — выдавил Файтви.
— Я лучший шаннахи[10] на всём побережье Коннемары, — сказал Рори.
— Не понимаю, — с огромным трудом начал Файтви, — почему я перед смертью должен слушать про то, как доблестный Финн изрубил в кашу очередное войско, стоя по колено в чьих-то мозгах? Или как ваш излюбленный Кухулин в состоянии своей боевой ярости, которое я не могу назвать иначе как патологическим, крошил всех в куски и выплёвывал кишки врага? Почему я не могу умереть спокойно? Где мой Северный Уэльс с его вересковыми холмами и водопадами? Там я умер бы как человек, и не одинокая банши[11] выла бы надо мной, а рыдали бы, как и полагается, порядочные люди.
Больше Файтви не мог говорить и полностью перешёл на язык жестов, но и на нём он ещё наговорил Рори немало гадостей.
Тем временем Нэнквисс вернулся и уже ощипывал кого-то в кустах, и никто не поручится, что это не была Священная Птица энков, — та самая, что так громко ухает в лесу по ночам.
