- Вот, значит, Давид Петрович. Он с соседнего вагона. Мой-то сменщик заболел, значит. Вы не волнуйтесь, у нас все с собой: и закусочка.
Он протиснул вперед к окну хитро, одними глазами, оглядывающегося Давида Петровича, а сам сел у самого выхода на одну полку с Глебом. От того, что люди в форменных фуражках вдруг оказались с обеих сторон, на одну секунду стало зябко и тоскливо. Но под пронзительным взглядом, колко проблеснувшим в него из-под сросшихся ветвистых бровей, он собрался, тихо выдохнул и задержал вдох, пока пульс не забарабанил в виски. Потеплевшими сразу руками развернул двойной лист новосибирской газеты, одним махом застелил столик:
- Прошу!
Давид Петрович поставил свой портфель ближе к окну, актерствующе крякнул и достал из него два темных "огнетушителя" - портвейн с белыми капроновыми пробками и криво наляпанными этикетками. Следом появились сало в целлофане, уже порезанный с маслом черный хлеб и связка стручков мелкого красного перца.
- Ой, щас за стаканами сбегаю! - вскочил молодой.
- Надейся я на вас, пацанов, - каким-то ненастоящим сипловатым баском заговорил бывалый, вынимая и протирая внутри толстым волосатым пальцем три стакана. Стаканы встали в плотный ряд, а затем на стол лег и огромный зачехленный нож.
Опять Глеб уловил быстрый пронзающий взгляд. Расчехлив жуткое по своей форме, с кровостоком, лезвие, Давид Петрович взрезал пробки сразу на обеих бутылках.
- Я с этим ножом уже двадцать лет не расстаюсь. Профессия у нас, сами понимаете, опасная. Чего только не увидишь. А я еще и очень сильный: когда-то борьбой занимался. У себя на Кавказе, в Сухуми. Меня всегда зовут, когда кто где буянит. Ночь-полночь, бывало, бегут девчонки: "Дядя Давид, помогай!" Как им откажешь? Да чего там девчонки, мужики, понимаешь, молодые, и те: "Дядя Давид!" Стыдно. Ну, давай по маленькой.
- Я, Давид Петрович, не пью. Уж простите урода.
- А я вас пить и не принуждаю. Вы пригубите, чтобы не обижать. Чуток пригубите, а дальше ваше дело. Иначе не по-мужски, понимаешь.
- Вы только чуть-чуть! - суетливо приподнялся и молодой.
Глебу дальше объяснять сюжет не требовалось: ребята начинают обрабатывать, и он, для порядка глубоко вздохнув, отметил ногтем четверть стакана.
- Вот это уже по-нашему, по-мужицки! - облегченно забасил Бывалый, наливая немного выше указанного, и сразу же перешел на "ты": - Эт-то хорошо. Давай мы выпьем за то, чтобы у тебя все плохое теперь уже кончилось. Чтобы дальше тебя ждали только радости! Ты к кому едешь-то? К жене? Нет? Так пусть тебя встретит любовница! Пьем.
