А Дима, лишь только она скрылась в чаще, нагнулся, подобрал в носовой платок свои ландыши и, подняв с земли бездыханное тело змеи, пере кинул его себе, как боа, через шею.
«Трофей победы!» — мелькнуло в голове мальчика, и он, насвистывая свою любимую песню, служившую паролем ему и его приятелям-оборванцам, твердой мелкой походкой направился к дому.
«Как ныне сбирается вещий Олег»… — раздалось над синим озером, и стоголосое эхо повторило в чаще стройных, как колонны, деревьев:
— Лег… Лег… Лег…
— Сегодня в одиннадцать назначен консилиум, — произнес Петр Николаевич, — и мы узнаем, каких перемен можно ожидать в здоровье Нии. Я думаю, мальчики, вы не уйдете из дому, пока доктора не произнесут своего приговора над вашей бедной сестренкой
— Конечно, папа, — ответили отчиму Никс и Левушка.
— А где же Дима?
— Я его не видел с утра. Он или ушел в лес или уплыл на маяк к старому Капитонычу, — высказал свое предположение Никс.
— Или отправился в город, — добавил, вторя старшему брату, Левушка.
— Удивляюсь, как это Вадим не интересуется Ни, которой вчера было особенно плохо, — строго взглянув поверх золотого пенсне, снова обратился Петр Николаевич Всеволодский к обоим мальчикам.
На это не мог ничего ответить ни изящный пятнадцатилетний Никс, своим хрупким изнеженным и надменным видом напоминавший юного лорда, ни двенадцатилетний Левушка, добродушнейшее создание, нимало не похожий на своего изящного брата. Но несмотря на свою неуклюжую, мешковатую фигурку, на нос, похожий на картофелину, и на расплывчато-круглое лицо, Левушка Стоградский, тем не менее, обладал чем-то таким, что делало его много лучше и обаятельнее красавчика Никса. Это необъяснимое обаяние мальчика так и сквозило в его ясных, голубых глазах и в его добродушной улыбке, милой и светлой, как у маленького ребенка. Сейчас, однако эти ясные голубые глаза выражали смущение поступком брата. Ему безгранично хотелось как-нибудь оправдать Диму. Он, было начал лепетать что-то, но отчим сразу оборвал его.
— Полно тебе великодушничать, Лева, Божье ты дитятко. От твоего заступничества нимало не переменится мое мнение о Вадиме. И не трать попусту, красноречия, Лева… Каким бы…
Но Петру Николаевичу не пришлось докончить начатой фразы.
Из комнаты на террасу, где он находился сейчас с обоими мальчиками, вышла молодая еще женщина в легком батистовом пеньюаре. Её усталое лицо хранило на себе отпечаток многих бессонных ночей, а глаза, окруженные синими кольцами, были подернуты невыразимой печалью.
