Теперь меня окружают горы — крутые осыпные конусы, часто похожие на правильной формы вулканы. Удивляюсь тому, насколько здесь обширный, далекий небосвод, насколько он разный. Так, например, в дальних горках идут локальные дожди, видны тучки и полосы дождя, а надо мной редкая облачность и временами проглядывает солнышко.
У развилки к верховьям Гачгагыргываама и Горностайной было много заросших кустами ивы проток, и я, ненароком заплутав в них, начинаю подниматься по Гачгагыргывааму, но вскоре понимаю, что иду не туда, бросаю каяк и бегу вперед поглядеть на первую на пути наледь, которую заприметила еще издали.
Последние кусты вдоль русла закончились, я выхожу на широкое открытое песчано-галечниковое поле, прорезанное многочисленными мелкими проточками растекающейся вширь реки. Зимой на таких участках сильных разбоев русла река промерзает до дна. Вода, текущая с верха долины, не находя себе места подо льдом, скопившись, временами прорывается на поверхность, на лед, растекается и вскоре замерзает. Такой процесс периодически повторяется в течение зимы, и так образуется наледь. Когда идут снегопады, слои льда могут чередоваться со снегом, тогда наледь на срезе выглядит слоистой.
Сначала я вижу пласты отдельных тонких льдин, лежащих на голом галечном поле. Выше по долине они становятся крупнее. Вода рассредоточившейся речки протачивает проходы между этими глыбами тающего спрессованного, плотного снега и льда. Дальше за ними открывается монолитное пространство наледи. Немного разочаровываюсь — она не голубая на срезе и не толстая, всего где-то с метр толщиной. Надо мной пикируют чайки, гнусаво «облаивают» — видимо, на этих безжизненных с виду отвалах песка и гальки расположены их гнездовые участки.
А как весело было сплавляться те триста метров, что я прошла после развилки! Расход реки был мизерный, но уклон хороший. И хотя я совсем не по-спортивному оставила ноги на деке, мне пришлось все-таки применять технику зацепов веслом и опоры на него, чтобы не наезжать на кусты и не врезаться в крутые повороты. Приятно чувствовать не утраченное каякерское мастерство.
Чуть прошла от развилки вверх по Горностайной и увидела избу и изгородь из жердей — корраль, про который мне говорил Макушкин. Осенью сюда пригоняют оленей, а в остальное время тут пусто. Оставляю в избе записку о моих изменениях в маршруте, о плане дальнейшего передвижения и продолжаю подниматься. Ширина речки теперь метров пять, но даже здесь несколько раз мне пришлось перечаливаться на каяке — местами глубина была еще приличная.
