„Однажды сгоревший дважды застенчив, — сказал он себе. — И навеки холоден“.
Внезапно Рено развернул свою кобылу, поставив ее рядом таким образом, что голова Любимицы оказалась у крупа лошади Евы. Не дав своей спутнице времени отодвинуться, Рено быстро сдвинул шляпу с ее головы, и та повисла у девушки за спиной на кожаном ремешке. Его одетая в перчатку рука скользнула по светлым косам и легла на затылке.
— Я понимаю, что женщинам приходится компенсировать хитростью недостаток силы. Но это сомнительное достоинство.
Он перевел взгляд с завораживающих глаз Евы на ее пухлую нижнюю губу.
— В то же время, — проговорил он низким грудным голосом, — у женщин есть поистине замечательные способности. Особенно у девушек с золотыми глазами и ртом, который дрожит от страха или страсти, призывая мужчину то ли защитить, то ли похитить ее.
— Я не призываю, — быстро отозвалась Ева.
— Я помню твой поцелуй. Он был сладкий и горячий. И ты помнишь мои губы.
У Евы перехватило дыхание, когда она увидела глаза Рено.
Он улыбнулся, заметив, как на шее у нее забилась жилка.
— Подумай об этом, gata.
Рено отпустил Еву и пришпорил чалую.
— Шевелись, Любимица. Нам нужно покрыть еще много миль, прежде чем доберемся до ранчо Кала.
Ева зачарованно смотрела на небольшие пляшущие языки пламени. Как пламя, ее мысли были неуловимы и в то же время конкретны.
Она не собиралась размышлять о собственной неожиданно проявившейся чувственности. И все же думала об этом, думала о Рено. Это становилось опасным.
За темной стеной елей, окружающих лагерь, крикнула сова. Ева вздрогнула.
— Это всего лишь сова, — раздался голос Рено за ее спиной.
Ева вскочила и резко повернулась к нему.
— Ты мог бы не подсматривать за мной, — сказала она сухо.
— Всякого, кто сидит и смотрит на огонь, как ты сейчас, можно застать врасплох.
— Я размышляла…
Рено нагнулся, взял маленький, видавший виды кофейник и плеснул себе в кружку кофе. Затем он присел на корточки возле Евы и стал небольшими глотками отхлебывать дымящийся налиток, глядя на отблески огня в ее волосах.
— И о чем же ты размышляешь? — спросил Рено.
Румянец вспыхнул на щеках Евы, ибо она вспоминала, как Рено целовал ее в губы, в шею, в грудь. Она была слишком честной, чтобы не признаться себе: ее влекло к этому человеку. Если бы было иначе, она никогда не пошла бы на дьявольскую сделку, отдававшую ему половину прииска.
Противоречивые чувства волновали ее, и в этом состоянии она не могла доверять себе. Это делало ее беспомощной, ибо она привыкла полагаться на свою интуицию. Старики Лайэны тоже ценили ее дар видеть не только расклад карт на игорном столе, но и души игроков.
