Я стал думать, какое же отклонение тут возможно. Наиболее очевидной идеей был побег. Я сразу же увидел ее несостоятельность. Это было бы идиотством. Бессмыслицей.
Однако Дэвид Хилл говорил о бессмысленном ходе. И о том, что противнику приходится защищаться от неизвестности. Никакой беды не будет, если я просто поиграю с этой идеей. Меня, правда, несколько удивило, что подобная идея вообще могла прийти мне в голову. Должно быть, Линда и впрямь заставила меня измениться.
Я знал, что моя камера находится на верхнем этаже. Это была одна из двух камер слева от караульной. Вторая камера пустовала. За караульной, в другом конце коридора, был бак с питьевой водой, а за ним несколько маленьких камер. В здании были три этажа и подвал. Никаких лифтов. Попасть на лестницу можно было только через караульную. Я не знал, кто может быть там и вообще всегда ли там кто-нибудь есть. Решетка на окнах была крепкой и мелкой. Нет, этот путь не годился.
Значит, оставалась только дверь. Мысли у меня текут медленно, но логично. Я не мог себе представить, что вступлю в бой с вооруженной охраной. Они, конечно, меня не пропустят. Чтобы пройти, я должен либо изменить до неузнаваемости свою внешность, либо стать невидимым, И то и другое представлялось одинаково невыполнимым, так что я решил пока не думать об этом и заняться проблемой замка.
Он был хоть и массивный, но несложный. Тюремщик имел два ключа. Одним он отпирал створку, прикрывавшую скважину второго, главного замка, чтобы заключенный не попытался добраться до него через решетку. Этот главный замок просто захлопывался. Тюремщику после этого надо было лишь запереть створку. Я заметил, что он всякий раз дергает дверь, проверяя, хорошо ли она закрыта.
Уже совсем стемнело, когда у меня наконец зародилась смутная идея, как справиться с этим замком. Он был пружинный, и я догадывался, что ригель у него должен быть небольшой. Если бы его удалось отжать…
Во вторник утром, когда мне принесли завтрак, я имел возможность ближе познакомиться с механизмом. Просунув в дверную прорезь листок бумаги, я получил представление о форме и размерах ригеля.
Позднее, после очередного обескураживающего визита Дженимена, я снял заднюю крышку своего приемника. Штекер должен был служить мне отверткой, и я долго обтачивал его об стену, чтобы он достаточно истончился. Я распотрошил приемник, потому что мне нужна была проволока. Держа ее в зубах, я вертел ее и вертел, пока не отломал куски нужной мне длины. Я изогнул кусочек ее в форме U, по размерам близкой к ригелю. Я знал, что он свободно входит в паз: слышно было, как он хлопал, когда тюремщик дергал дверь. Я вынул еще из приемника тонкую металлическую пластинку и снова завинтил крышку.
