Я подумал о ней, о такой, какой она была много лет назад.
— В школе, — мягко сказал я, не глядя на Хилла, — она была самой красивой, самой лучшей. Жизнь сулила ей все, что только может быть прекрасного в мире. Всякий, кто хоть раз увидел бы ее, согласился бы с этим.
— Возможно, и она так считала. Жизнь ничего не дала ей, и она пыталась взять все, что только можно. Она была неразборчива в средствах и пала низко. Затем вы подняли ее, поставили на ноги. И она решила, что теперь-то уж дождется своего случая, большого, настоящего выигрыша.
— Может быть, на сей раз она действительно дождалась.
— Не думаю. Нет, решительно не думаю.
— А как насчет Джеффриса?
— За ним никаких дел не значится. Осиротел. Воспитывался у тетки. Особых средств никогда не имел. Хороший спортсмен. Работал на теплоходе — развлекал и занимал пассажиров во время длительных путешествий. Там он и познакомился со своей будущей женой. Она пристроила его в торговую компанию, и он преуспел. Ее родные сначала были против него, но затем примирились. Он вернется сегодня вечером. Прилетит самолетом.
— Зачем? Чего вы рассчитываете добиться?
— Не знаю. Они понимают, что их обоих повесят, если они допустят хоть малейший промах. Они будут осторожны. Я сотню раз все перепроверил. Надо сказать, они не оставили ни одной зацепки. Вы сказали, что не играете в шахматы?
— Не играю.
— Бывает, видишь, как противник неуклонно зажимает тебя. При правильной игре медленно, но неизбежно погибнешь. Тогда начинаешь делать неожиданные ходы. Порой просто дикий, бессмысленный ход. Но противник не уверен, что ход этот совсем лишен смысла. Он вынужден бороться против неизвестности. В этих случаях иногда и сильная атака захлебывается.
После его ухода я стал обдумывать сказанное. Хоть я и не понимал, как это происходит на шахматной доске, но мне подумалось, что я знаю, как это бывает в жизни. И могу даже использовать такой ход в собственных интересах.
Они действуют против меня и действуют по плану. Они — Линда и Джефф — атакуют. По их замыслу, я должен неизбежно запутаться в расставленных мне сетях. Немного передохнув, я занялся оценкой позиции. Чего они от меня ждут? Совершенно очевидно, они ждут, что я буду сидеть в этой камере, твердя, что моя история правдива, настаивая, чтобы мой адвокат придерживался ее, и терпеливо дожидаться суда, который меня доконает.
Пока я веду себя именно таким образом, они спокойны. Но стоит произойти какому-нибудь отклонению, и они заволнуются.
