— Как тут все… ненормально, — с трудом ворочая языком, выговорила Настька. — Вроде обычный пейзаж, но…
Незначительные детали превращали этот пейзаж в творение сюрреалиста. Развалины поросли мхом, но не сплошным ковром, как бывает обычно, зеленые островки были разбросаны то тут, то там, образуя узоры на серых бетонных стенах. Спирали, шашечки, цветы… как будто природа сошла с ума и рисовала растительностью, не желая мириться с однообразием серого цвета. Серые камни, серый, полурассыпавшийся бетон, словно припорошенная пылью редкая трава, серое небо в дымке облаков… Горизонт затянула пелена, и заходящее солнце не могло пробиться сквозь нее.
— Скоро Могильник, — пробормотал Лесник, дергая плечом. Его одолевала зевота, клонило в сон — накатила слабость.
Тропа закончилась перед бетонной стеной с раскрытыми воротами. Створки проржавели, краска облупилась, лишь кое-где еще висели серые хлопья. Сбоку от ворот остались следы стоянки сталкеров: темное кострище, два бревна, кучка мусора.
— Привал, — сказал Лесник.
Дойдя до стоянки, он сбросил рюкзаки, тяжело опустился на бревно, прислонился спиной к стене и замер, прикрыв глаза. По лицу его пробегали мелкие судороги, левую руку сталкер положил на грудь, правая бессильно свисала к земле.
Настька неуверенно подошла к воротам, выглянула и охнула. Отошла бочком, села на другое бревно, обхватила себя руками и спросила, стуча зубами:
— Эт-то что т-такое? Т-там, снаружи?
Лесник бросил на девушку мутный взгляд.
— Могильник, я ж сказал. Потерпи, я в себя приду и разведу костер…
Она кивнула, дрожа. Ее наконец отпустил шок после аномалии, чувства возвращались. Ныли мышцы, все тело болело. Стараясь не шевелиться лишний раз, Настька медленно, неглубоко дышала, а иначе начинало колоть под ребрами.
— Я могу собрать дров, — сказала она, преодолевая озноб. Лесник махнул здоровой рукой:
— Сиди. И так набегалась… Настька вздернула нос.
— Я спасала человека!
— Глупая! — Лесник поднялся, придерживаясь за стену. — Он за тобой охотится, ты не поняла? Откуда ты взялась такая… дура?
Девушка вскочила. Ее всю трясло, и не только от озноба — больше от гнева.
— Никогда, — запальчиво крикнула она, — никогда при мне не убивали человека! И я постараюсь, чтобы такое никогда не случилось!
Она стояла напротив сталкера, маленькая, худенькая и взъерошенная, но уверенная в своей правоте и готовая драться за эту правоту до последнего. Лесник посмотрел на нее с едва заметным удивлением, что-то мелькнуло в его темных глазах. Потом брови сошлись на переносице, и сталкер хмуро сказал, отворачиваясь:
