Вода, испаряясь, приятно холодила тело. Полотенце было белым и жестким, и я с удовольствием вытерся.
Для ужина я выбрал оранжевую майку с надписью «Celebrate your image», белые брюки и тапки «Camper». Выключил свет, обернулся.
Комната исчезла, но в окне тут же вспыхнул Золотой Рог: как будто газовую конфорку зажгли. И я несколько секунд стоял в темноте, разглядывая ртутное мерцание.
8.
Ужин накрыли во дворе.
Семейства учителей чинно изучали меню, делали заказы. Одеты неброско, в темное. Я со своими белыми штанами на всякий случай забился в угол. Рядом со столиком полыхал огненный факел, бросая на клеёнку адские отблески.
Меню оказалось на турецком.
«Балык?» – спросил про рыбу. «Балык йок» – весело откликнулся официант.
И с любопытством уставился на меня.
На подиум тем временем выносили аппаратуру, возились с проводами. Наконец к микрофону вышла красивая крупная девушка в черном платье с блестками. Учителя захлопали. Девушка сделала вид, что смущена.
Она пела грудным голосом и я невольно засмотрелся на то, как блики льнут к ее продолговатым ягодицам.
Ухватив кость, вцепился в мясо.
И понял, что проголодался.
9.
Солнце село и город исчез в темноте. Но по цепочкам огней я видел, где кончается вода залива и начинаются холмы Стамбула.
Слева виднелась первая четверка минаретов. Красные стены, подсвеченные прожекторами, белые башни – Святая София, никаких сомнений. А вот и серые макушки куполов, их едва видно, это мечеть султана Ахмеда у ипподрома.
Я перевел взгляд. Прямо напротив в небе чернела ниша, которую обступали звезды.
Мечеть Сулейманийю в эту ночь почему-то не подсветили.
Где-то на самом краю города светилась еще одна мечеть. И стройный минарет как будто охранял ее там, на отшибе.
Закрыв окна, я включил кондиционер и вытянулся на простынях. Во дворе звенели посудой, иногда раздавался женский смех и плеск воды.
Но сквозь шум кондиционера доносился другой звук – голос, который что-то бормочет на чужом языке. Сон одолевал так быстро, что перехватывало дыхание. А он все бормотал и бормотал, этот голос.
И чем глубже я проваливался в дрему, тем отчетливее звучали слова.
10.
Был он греком, говорили они, что спорить, ибо кто сведущ более грека в прекрасном? да что вы, отвечали другие, неправда ваша, был он армянин, кто же знает лучше армянина толк в искусстве камня? тогда-то и подавали голос третьи, был он турок, этот парень, говорили третьи, потому что нет на земле того, кто сведущ более турка в божественном промысле.
