“Поддержу его разок из человеколюбия – и хватит”, – а он, поддержку ее получив, сказал:
– Выходи за меня замуж.
– Замуж?.. – задумалась Брунгильда. – А зачем тебе куропатки?
– Куропатки, – сказал антисемит, – красивые.
И Брунгильда не смогла, как собиралась, сразу его оставить и забыть.
Если бы он сказал “вкусные”, она бы смогла, а так нет. Тем более сердце ее было на тот момент совершенно свободно и пусто и тело отдыхало после исламского диверсанта, приходя постепенно в норму. И она стала приезжать к антисемиту после напряженных трудовых будней, чувствуя себя у него в гостях, как дома. И все в доме ее посещениям ответно радовались. Стоило BMW Брунгильды приблизиться к усадьбе, как козы искренне начинали блеять, собаки лаять, куропатки нестись, а сестра принималась собирать на стол простой деревенский ужин.
“Ну надо же, какая пастораль!” – думала про себя Брунгильда и тихо садилась ужинать.
Антисемит тоже с нею садился, во главу стола по-семейному, и тоже ужинал, и кормил с руки двух домашних собак и кошку.
Однажды Брунгильда спросила:
– А за что ты их так не любишь?
– Евреев-то? – понял ее антисемит сразу правильно, потому что он только их одних и не любил, а всех остальных живых тварей любил, как самого себя и свою сестру. – Ну должен же я кого-то не любить!
– Должен? – удивилась Брунгильда. – Зачем?
– А как иначе? Человек обязан кого-то любить, а кого-то нет. Без этого он не человек, а что-то вроде козы. Или кошки.
– Понимаю, – сказала Брунгильда. – Единство и борьба противоположностей.
– Чего борьба?
– Добра и зла, противоположностей.
– Это вам, городским, виднее, – сказал антисемит, а Брунгильда сказала:
– И что, если бы я родилась еврейкой, ты бы меня разлюбил?
– Я бы тебя собственными руками, – сказал антисемит, и обнял
Брунгильду за плечи, и расхохотался, как сумасшедший ребенок.
В общем, эту свою связь из жалости Брунгильда склонна была считать ошибкой. Не роковой или непоправимой, но ошибкой. Тем более если учесть, чем она вскоре закончилась.
К несчастью, в городе Розенбурге случилось значительное культурное событие – выставка. “Сорок три литографии Марка Шагала”. И
Брунгильда пригласила своего антисемита культурно провести досуг после вечерней дойки. Он приглашение, поколебавшись, принял, руки отмыл, оделся в чистое и сказал, что готов сопровождать Брунгильду хоть на край света, хоть на выставку, хоть куда подальше. Надо отдать ему должное: кто такой Шагал, он не знал. Хотя имя Марк его настораживало. Но все равно он согласился идти с Брунгильдой в качестве мужчины и кавалера. И чтобы развеяться, конечно. А то всё козы, коровы, рога перед глазами.
