Красный гроб, или Уроки красноречия в русской провинции | страница 32
Но после этого старик долго болел и, хотя Валентин Петрович его не гнал, ушел-таки в железнодорожную школу, где по сей день и работал.
И, надо сказать, Шамоха более, кажется, не подличал. Пока совсем недавно весть про их бывшего ученика снова не всколыхнула городок
Сиречь – в связи со скандалом в Америке. Как сообщили многие телеканалы мира и России, Алеша Иконников был приглашен на конференцию программистов в Кремниевую Долину, и там его арестовали за произнесенную речь. А что он такого сказал? Он заявил, что сейчас любой террорист запросто может вывести из строя любую компьютерную систему – хоть правительства, хоть Пентагона. Для этого нужно смастерить элементарный генератор. Алешу обвинили в нарушении
Федерального закона, смысл которого – провоцирование теракта против
США. Он успел дать интервью CNN, где объяснял, что хотел как раз предостеречь все современное общество, пронизанное насквозь техникой. После событий 11 сентября это стало особенно злободневно.
В защиту Алеши выступили десятки ученых. И его освободили. И он стал еще более знаменит.
Тогда в Шамохе и взыграло неуемное пламя неприязни: в областной газете появилось интервью, из которого следовало, что талантливый физик обязан успехом, конечно, прежде всего сиречьскому физику
Шамохе. Углев сам не понимал, почему его так больно задели слова
Шамохи. Наверное, слишком крепко в свое время привязался к тому пареньку, почти сироте (при больной матери, лежавшей месяцами в алкогольном отделении психбольницы). А в последние годы Валентин
Петрович, потерявший своего Сашку, едва ли не каждый день вспоминал о гениальном мальчике как о своем родном сыне. Фотография знаменитого сибиряка висела в вишневой рамочке в директорском кабинете Углева. Но точно такая же увеличенная фотография украшала, говорят, и кабинет Шамохи.
Однако особенно обидно было то, что именно ему, Кузьме Ивановичу, гениальный юноша прислал экземпляр журнала “Sience” со своей скандальной публикацией…
А про то, как Углев ему читал стихи Державина и Лермонтова,
Некрасова и Блока, наверное, мальчик забыл… Или все-таки не забыл?
Он же плакал от восторга, от изумления, слушая Валентина Петровича, который и сам при чтении не мог удержаться от слез.
Я сидел у окна-а в переполненном за-але.
Где-то пели смычки о любви-и.
Я посла-ал тебе черную розу в бока-але
Золотого, как небо, аи-и.
…
Ты рванулась движеньем испуганной пти-ицы…
Ты прошла, словно сон мой, легка-а.
И вздохну-ули духи, задремали ресни-ицы,