Сидел, зализывая кровь на запястье. Батя, я думаю, мною доволен был бы. Помню, он рассказывал, как во время войны ехал на подножке поезда, лютой зимой, к нам на побывку, с тяжелым рюкзаком муки за спиной- всю ночь провисел. И не просто провисел, а когда, обледенев, стал стучать в дверку вагона, чтобы открыли, вот так же, как примерно сегодня я, стекло разбили изнутри – еле успел увернуться от осколков – и тут же каким-то острым костылем стали в лицо ему тыкать, желая спихнуть с подножки: в тот момент как раз поезд по мосту шел, высоко над рекой. Ивсю ночь в него этим острым костылем били, а он уворачивался, но так, чтобы поручней не отпустить. И мешок не сбросил! Молодец, батя! В конце концов умудрился костыль тот железный ухватить и завязать его узлом! Вот так вот! Благодаря тому, что он тогда доехал с мукой, и я выжил. Что же – я хуже его?
Здорово, ребята!
Смотрели они на меня, прямо скажем, недружелюбно. Это естественно. Сквозь стекла вваливается окровавленный тип, без предварительной договоренности. Но и на Очу – заметил я – они как-то злобно глядели. Может, он сказал им, что квартира сия куплена и все в порядке? И вдруг- гость из окна. А может, хозяин? Как-то страстно-вопросительно они смотрели на Очу. Хотя, как увидел я (и вежливо поздоровался), и Хасан тут, прежний жилец… он бы мог, казалось, всем объяснить историю появления
Очи здесь. Или мне все рассказывать?.. Сейчас – только отдышусь!
Странно, я пригляделся: Хасан тут (давно вроде исчезнувший), а
Зегзы, близкого Очиного друга, почему-то нет. Ответственности испугался? Моральной? Или материальной?
Чувствовалось по их молчанию, какому-то серьезному их делу я помешал.
Но и у меня случаются некоторые дела! Улыбаясь, глядел я на них
– но ответной улыбки не заработал. Пошел вдруг колотун в дверь.
Извините – открою.
Никто не шелохнулся. Открыл.
Соседка, с милиционером. Это хорошо.
Мильтон, молодой совсем, оглядел собрание.
– Что тут у вас? Кто в окно в квартиру влез?
Общее молчание. И я молчу… Говорил же я Втаховой, что я нехороший!
– Документы!
К счастью, вроде бы не ко мне!
Те стали вынимать какие-то потертые грамоты. Милиционер мельком глянул… Не русские… И не голубые. Но – с документами.
– Ясно. Выходим.
Все стали хмуро подниматься.
– И ты!
Оча как-то обособился от своих, но неудачно.
– Я? – удивленно Оча проговорил.
– Ты, ты!
– Я ни при чем! Это земляки мои зашли… Но я их не знаю.
– Вот и не предавай своих земляков. Собирайся!
