– Ладно, отец, – пробормотал я, – сейчас… Нонна немножко успокоится, и мы с тобой в харчевню какую-нибудь сходим поедим.
Батя похлопал теплой ладонью по моей руке. Тут вдруг распахнулась дверь и явилась Нонна: волосы растрепаны, глаза горят, выпяченная вперед челюсть крупно дрожит.
– Так, да? Для чего это я должна успокоиться? Что вы задумали тут?
Сейчас вцепится!
– Да Нонна, ты что? Ты и так спокойна. Ты не поняла. Просто хотим с отцом в какую-нибудь харчевню сходить. Раз ты есть не хочешь. А то я уезжаю скоро тут…
Мимоходом сообщил главное.
– …надо, чтобы он на всякий случай знал… где подхарчиться. И все! – Я глянул весело.
– Когда ты уезжаешь? – пробормотала она, опускаясь на стул.
– Да через неделю примерно, – беззаботно сообщил я. – Продержитесь?
Нет ответа…
Так что же? Не ехать? А что же осталось мне? Сумасшедший дом?
Альтернатива – могила. Еще одной порции протухшей долмы, как сегодня, не выдержу. Сомру. Перед глазами плывет все, двоится. А так, может, спасусь?
Все! Захотят выжить – выживут. Денег оставлю им. Тут новая волна рвоты поднялась во мне. Печатая шаг, четко прошел в уборную, уверенно сблевал. С прежней жизнью покончено!
И вот настал вечер отъезда. За окнами – тьма. И лампочки светят тускло. На столе – французские сыры.
– …Вот так, – заканчивал я тяжелую беседу. – Забыла фактически ты меня – какой я есть на самом деле. Не нужен я больше тебе… в конкретном виде!
– Да что ты, Веча! – Она подняла глаза. – Да я за тебя… кому хочешь горло перегрызу!
– …Мне, например, – я усмехнулся.
– Да что ты, Веча! – закричала она.
Мы обнялись, и снова чьи-то слезы – то ли мои, то ли ее – щипали скулы.
Потом – уже из Москвы ей звонил.
– Ну как ты? – спросил.
– А я тут умираю, Венчик, – тихо произнесла.
– Ну-ну! – грозно пресек эти настроения.
Молчит. Плачет? Во как кончается жизнь.
– Так что… в Африку мне не ехать?
– Ну почему, Венчик? Ты поезжай! Если ты хочешь – ты поезжай!
“Хочешь” немножко не то слово.
– …а я уж тут… – Снова умолкла.
– Отлично! Договорились! – на бодрой ноте закончил я.
А то если начнешь таять, растаешь до конца.
Когда я летал за границу в советские времена, рядом сидели только проверенные товарищи: вдумчивые, интеллигентные, многие – в очках, большинство – в бородках. Сейчас – с ужасом оглядел салон: какое-то
ПТУ на взлете! Дикая публика. По-моему, даже не понимают, куда летят. Сосед мой, бритоголовый крепыш, посетив туалет, на место к себе пролез прямо по моим плечам, в грязных кроссовках.
