Кроме того, Алексей недавно остался без мамы, она умерла, и я его жалела так, что от постоянной, даже слепящей какой-то боли не могла дышать. Это странно, но и проживал он недалеко от того места (о чем я тоже много позже узнала), где жил до изгнания Бродский.
И вообще, он был первым питерским мальчиком, с которым я познакомилась. До того – гопники, лимита, мухосранские обольстители с фиксами, которые, все как один, напирая на "о", говорили "ложить", а также, разумеется, "я извиняюсь" и "лицо хозяйки лучше всего увидишь в ее унитазе" (имелось в виду, что санитарное состояние унитаза ярче всего выявляет хозяйственные и гигиенические навыки невесты). Все мои предыдущие ухажеры (между тем, первым мужчиной, и
Алешей) жили в общагах – студенческих, рабочих, семейных, – там всегда за окном висели авоськи с какой-то гнусью, там капало, воняло, текло, смердело, гнило, ржавело, разлагалось. И вдруг я попала совсем в другой мир – с абажуром, книгами, картинами в рамах, с еврейским папой – ласковым балагуром, вежливым, предусмотрительным, подтянутым, ироничным… Алексей щурил грустные глаза в светлых ресницах, а я думала: если это сон, позволь мне,
Господи, умереть во сне – пожалуйста, не допусти, чтоб проснулась.
Но у Господа был другой план, так что меня разбудили.
Разбудил Алексей.
Он отчетливо произнес: мы должны расстаться.
И – никаких объяснений. В этом состояла дополнительная часть ужаса, хотя слово "часть" здесь неуместно и абсурдно, потому что у моего ужаса не было границ. Получалось, что Алексей принял решение на основании какого-то своего тайного и отдельного знания, которого не было у меня. Или, спасибо информаторам, он заполучил какие-то сведения, которые даже брезгует обсуждать (о той моей венерической болезни).
Он принял это решение в одностороннем порядке.
Обжалованию оно не подлежало.
Сжатый рот. Стена. Холод и мрак. Смерть.
Но оказалось, что и там, в посмертье, меня ждало не НИЧТО, а НЕЧТО.
Этим "нечто" оказался обычный ад – а он не ощущается таким уж банальным, когда тебе двадцать два.
Я узнала, что со мной сыграли шутку. Я была просто марионеткой в
Женькином спектакле. Женька дал задание Алексею: меня завлечь, влюбить в себя, сымитировать взаимность – и через какое-то время резко бросить. Что Алексей и проделал.
Такова была месть Женьки.
Но и это не все.
В аду ведь не только на огне зажаривают – но и в лед вмораживают. А то какой бы это был ад, без контрастных пыток?
Дело в том, что узнала я эту правду не от кого-то еще, а от своей лучшей подруги. Да не той, не Вероники – та никогда подругой и не была, – так, приятельница для всяких хи-хи. A к тому времени, когда она уехала к мамаше рожать, у меня появилась настоящая подруга.
