Клеменс | страница 36
Что – "то"?! А если вообще какая-нибудь галиматья, то… скорее всего…
Что, черт возьми, что?!
Я положил пластинку под сильную настольную лампу. Она проявлялась долго, несколько ледниковых эпох. Но уже в конце второй, что ли, ледниковой эпохи я, изо всех сил напрягая глаза, разглядел проступающие все резче и резче очертания человека.
Да, на моем стуле сидел человек.
Он состоял из рук, ног, туловища, шеи и головы.
Он был одет в милитаристские брючата цвета хаки с пуговицами по бокам, в куртку, перешитую из солдатской (советской) шинели; обут он был в устрашающие ботинки с гусеничными подошвами…
"Ур-р-а-а-а!! Получилось!!" – возликовал за меня сын.
За окном безучастно падал снег. Если смотреть вверх – видно было, что он парит, независимый от притяжения Земли, могильной гравитации, школьных уроков физики с их ненужными опытами, страхами, двойками…
" Это не он!.. – тихо простонал я. – Разве не видишь?!"
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. ОТЧАЯННЫЕ ПОПЫТКИ
И я малодушно вернулся к техническим ухищрениям. В четверг, после довольно горячечного размышления, я решился испросить совета у европейски знаменитого фотографа (который принял меня потому, что буквально обалдел, как мне рассказывали, от книги Илана Шимона, а именно я-то и был ее переводчиком).
Это был человек, знавший когда-то настоящую славу, то есть не просто видевший свое имя, отдельно живущее в отдельных печатных изданиях, но знавший истинную любовь друзей, причем любовь, уже очищенную от зависти, поскольку он достиг такой стадии мастерства, когда люди, даже его круга, прозорливо перестали наконец соотносить его с собой вообще. Этот человек, в настоящем – угрюмый, выжатый жизнью алкоголик, как ни странно, с ходу понял мое сбивчивое бормотание про дымку (предмет, из-за которого я, собственно, и пришел и о котором поначалу и вякнуть не смел), царапая меня сизыми гвоздями своих глаз, он, сильно кашляя и отхаркивая ржавым в грязную раковину, прохрипел, что за всю свою жизнь даже дважды сталкивался с таким свечением – излучали его женщины такой редкой породы и такой старомодной закваски, что не прожили долго в наш (какого металла?!) чудовищный век: кости одной покоятся где-то в районе Парголова, другой – недалече от Ржевки. Далее последовал показ ослепительных, заставляющих онеметь, оцепенеть, полностью оторопеть фотографий – откровение, которому немало способствовал объем мною принесенных – и нами совместно распитых – жидкостей полнокровия и жизнеприятия. Женщины были бесспорно похожи, хотя одна являла собой славянский, точнее, западнославянский тип (то есть лишенный монголоидных вливаний-влияний, а если и с примесью, то скорее галльского образца – как плодотворным следствием военной кампании