– так ведь?) из кожи двух цветов, темно-коричневого и светло-шоколадного, – те приобретены на рю Риволи без всякой финансовой оглядки – где-то под двести евр этих самых.
Сверкая синими детскими глазами и бело-девичьими, не нуждающимися в дезодорантах подмышками, Беатриса звонко-звонко и высоко заводит песнь мудрости, доступную мне примерно наполовину. Ничего, остальное пронзительным образом дойдет до меня, когда мы в обнимку с моим философом отлетим в нежно-волшебные края…
– Ну и какие перси ты себе в Пскове нашел? Никто тебя там не захапал? А то ты так боялся…
– Нет, я первый на них напал и сам захапал всех подряд. В общем, победа осталась за нами.
– Эт-то хорошо…
Неужели действительно хорошо?
Да, “дом Петровых” – такое название исторически сохранилось за старинным нашим жилищем. Представляешь, сколько раз я слышал в последние десять лет: “А ты не пытался вернуть фамильную собственность?” Кто шутя спрашивает, а кто и всерьез. Петров-то я
Петров, но вообще-то родился в Новосибирске, в день, когда наша страна запустила первый искусственный спутник Земли. С родителями в
Ленинград переехал, перейдя во второй класс. Остатки детства провел на Петроградской стороне, в доме совсем другого ампира, сталинского.
Там меня, между прочим, и переименовали в Петю. Так со многими делали: Васильев становился Васей, Петров соответственно – Петей.
Может быть, потому еще, что Юры другие имелись и во дворе, и в школе, а натурального Пети в те времена ни одного не припомню. Разве что в детских радиопередачах слышалось фальшиво-назидательное: “Мы песенку про Петю решили вам пропеть, чтоб не было на свете ему подобных Петь”. Дразнили меня часто девчонки этой фигней. Побывал я
Петей в разных компаниях, пока они все не развалились. Теперь сам к себе на “Петю” обращаюсь в минуты кризисов и раздвоения личности.
А квартира на углу Гороховой и Фонтанки с конца прошлого, то есть теперь уже позапрошлого столетия принадлежала предкам Беатрисы, которые отнюдь не Петровыми были. У прадеда, профессора гинекологической хирургии, после октябрьской перестройки ампутировали пять комнат, но три уцелели плюс большая кухня, успешно справляющаяся с обязанностями столовой. В этом доме Бета родилась, росла, играла, читала, мечтала. Во дворе-колодце чудак архитектор воздвиг круглый корпус – трехэтажный цилиндр такой, покрашенный, как и основное здание, в желтый цвет. Малютке Беатрисе, копавшейся рядом в песочнице, эта кругляшка казалась высокой башней, откуда однажды выйдет принц и позовет ее к себе на самый верх.
