Помните, как у Кафки в “Исправительной колонии” специальной машиной на теле преступника вырезали нравственные записи. Разумеется, это преувеличение, но смысл в этом есть.
– На теле вырезать? – переспросил Борзиков. – Мы и без машины обойдемся. Был бы нож поострее. За вашу нравственность, Константин
Петрович. – Он плеснул себе водки, да не в рюмку, а в стакан. И выпил.
Гости, случайно званые гости, сидели за его столом, выпивали и закусывали, не обращая внимания на хозяина. Иногда бросали куски мяса камуфляжным у стены, которые их ловили на лету и пожирали.
Зыркин раза два поднес им по стакану, которые они выпили, привстав и уважительно глядя на Борзикова. Правда, поверх Костиной головы эти гости продолжали обмениваться сомнительными репликами.
“Говорит, что нельзя лягушек трогать! Поглядите на него, белый весь.
И не ест ничего. Да ему кусок в горло не лезет. А может он, как лягушка, к насекомым привык?”
Глумление было явное. Немножко жутковато становилось. Надо было ответить достойно. И как-то перевести разговор на другую тему. А для того независимо пошутить. И тут в голову Косте пришла идея, вспомнился анекдот, который в метро рассказала ему походившая на
Фроги дама. Костя пожал плечами:
– Пожалуй, лучше, чем с вами, я с лягушкой поговорю…
– С кем?
– С лягушкой, – улыбнулся Костя простодушной улыбкой Ивана-дурака.
Он взял с кухонного пристенка белую лягушку с широко открытой пастью, предназначенной для хранения часов и браслетов. Он поднес ее открытую пасть к своему рту. Могло показаться издали, что это микрофон.
– Эй, что это?! – вскрикнул Борзиков.
Фигля с кривой улыбкой подскочил и вырвал лягушку из рук Коренева.
Внимательно повертел ее перед глазами, ощупал, пожал плечами:
– Да ничего. Обыкновенная браслетница.
Костя приставил открытую пасть лягушки к своему рту и заговорил, поражаясь дикости своих слов:
– Ты должна знать, что происходит. Только ты меня и выручишь. Я знаю, что ты далеко. Но если ты в течение получаса не приедешь, меня тут, похоже, убьют. Ты же говорила, что ты волшебница.
Борзиков аж икал от хохота.
– Константин Петрович, – обратился к подсудимому Журкин, тоже вытирая глаза от слез, – вы, наверное, вспомнили советский анекдот про полковника и чашечку кофе. Смею вас уверить, что той организации уже не существует. Но лучшие силы, которые сохранились, перед вами.
Тут пьяный Борзиков вдруг вскочил и выкинул шутку, как тогда в
Гамбурге. Он гибко так наклонился, повернувшись спиной к Кореневу, выпятил зад и издал ему почти в лицо звук, который тут же распространил и запах.
