Пора”. И вдруг Бурбон резко повернулся и схватил длинный и острый нож. Сказал жестко, с хохляцкой упертостью, помноженной на большие деньги: “Видел? Допьешь – тогда выйдешь отсюда!” – “Когда Козочка придет?” – спросил Коренев. “Часа через два. Да ты не волнуйся, мы до этого успеем допить”. Ситуация казалась безысходной. И вдруг раздался телефонный звонок. Бурбон автоматически побежал на звонок
(искусственный рефлекс), оставив нож на столе, и Костя последовал за ним. Серега снял трубку. “Ну, у меня, – ответил он неохотно. И протянул Косте трубку. – Это твоя”. Это была Фроги. “Милый, ты что там делаешь? Иди домой”. Бурбон не препятствовал, когда Костя открыл дверь и, забрав оставленный в прихожей хлеб, выскочил наружу. Где ты теперь, моя Фроги?!
А Борзиков вдруг стукнул ладонью по столу и указал на Костю:
– Пока будем считать его подсудимым, но процесс наш продлится недолго. Я же говорил, что интеллигенция мечтает о мещанской цивилизации, чтоб ей было удобно, а не чтоб о высоком думать. Вы, либералы-западники, Россию развалили хуже, чем немцы во время Второй мировой. – Костя вдруг вспомнил длиннотелую женщину в институте, говорившую: “И что обидно: не завоеватели, не западники, а свои выгоняют”. – Из-за вас, интеллигентов гнилых, Россия в распаде.
Сколько лягушек завел, видали! Пока не очиститесь, Константин
Петрович, вы у нас под следствием, даже под судом. Я – прокурор, а остальные – присяжные, нам защитников не нужно. Мы крепко верим в нравственность нашего суда.
Борзиков говорил не запинаясь, как порой говорят сильно выпившие мужики из блатных, ярость его держала.
Костя пожал плечами, стараясь снять напряжение и воззвать к разуму:
– Владимир Георгиевич, не забывайте, что вы у меня в гостях и что сподвижников ваших тоже я пригласил.
– Себе на голову! – захохотал газетный обозреватель Саша Жуткин.
– Так всегда бывает, – утешающе молвил Кореневу Халдей Зыркин, выпив рюмку водки, закусив ее большим ломтем семги и вытерев салфеткой усатый рот. – Хочешь как лучше, а получается как всегда.
– Да, в самом деле, – согласился элегантный Журкин и тоже выпил водки, закусил осетринкой, заметив: – Хорошо, что закуска постная. А вы, Константин Петрович, прислушайтесь к своему внутреннему голосу и поймите, что проходящий сейчас суд имеет прямое отношение к оценке вашей нравственной позиции. Хотя, конечно, для интеллигентского сознания все амбивалентно, но надо искать абсолютные ценности.
