Патрульные мгновенно поняли, что тот – не наш, а немецкий.
– Ах ты!.. – яростно сорвал с плеча винтовку усатый. – Мало вам – родненьких моих убили и теперь снова наших сыночков гробите!
Эрвин не пытался ни убежать, ни снова скрыться в окопе. Стоял неподвижно и, сжав кулаки, глядел на него.
– Не надо, дядечка! – подпрыгнула Зинка, сбоку хватаясь за винтовку.
– Она все перепутала, – словно по сигналу, наперебой загомонили мы разом. – Гранату разряжали, и вдруг рвануло!.. А он хотел к нам подбежать, предупредить!
Странно, умению врать никого не учили, но умели все.
– Да ну вас к черту! – поостыл усатый. Повесил на плечо, как на вешалку, винтовку.
– Его в госпиталь надо, – вновь спохватилась Зинка и опять бросилась к Леониду.
Эрвин постоял еще немного и медленно пошел прочь. Потом побежал, побежал и пропал.
Леонид попал не в советский, а в городской госпиталь. В воинской части была только амбулатория, а до военного госпиталя надо было ехать километров тридцать.
Легенда – “сами разряжали гранату” – осталась в силе. Показания патрульных и наши совпадали, хотя что тут достоверного? Показания патрульных были с наших слов.
Для начала нас, кроме Леонида и Зинки, выпороли дома. Меня выдрал офицерским ремнем отчим, и я сквозь слезы злобно кричал:
– Ты не имеешь права! Ты не мой отец!
Мама была на его стороне. Она так испугалась за меня, что искренне считала: хорошая порка пойдет мне на пользу.
Я пообещал сам себе: “Вырасту – и убью старлея”. После этого быстро полегчало. В любую отместку всегда надо выбирать самые крайние меры, тогда их, поскольку невозможно выполнить, легко отменить. Но обязательно сказать гневно вслух: “Ну, ты меня еще попомнишь!”, или того проще: “Мы еще встретимся!”
Почему мы спасли Эрвина, честно скажу, не знаю. Сблизились мы, что ли, в наших стычках? А может, невольно выполняли тогдашний советский лозунг: “Мы пришли сюда освобождать, а не убивать”.
Наказав меня, хитрец старлей пытался теперь подольститься ко мне.
И нашел верный способ: на следующий день привез собаку, небольшого белого пушистого Троя, по-русски Верного. Если не ошибаюсь, малого померанского шпица, со стоячими треугольными ушами. Померания – это область, одна из немецких земель. Помню, у нас в России шутили, когда по радио передавали о массированной бомбежке Померании:
“Подходящее название!” Было тогда Трою года два, и жил он раньше в семье какого-то строгого немецкого военного. С тех пор, я так понимаю, он и стал признавать только военных, какую бы форму они ни носили. Ну, мама и я были у него лишь на положенном нам, так и быть, втором месте, как семья старлея.
