Илья понял: никого не будет. Это просто привет от человека, которого на воде вчера встретили. Вот и все.
Надо было уезжать, не маячить. И он уехал.
Бабушка Настя, выслушав рассказ его, не очень удивилась, лишь вздохнула:
– Это папочку твоего помнят. К нему же со всех хуторов люди шли. Вот и Арчаков не забыл. Они – хорошие люди. Помоги им Бог. Летось Маня рассказывала. По весне пришли к ним двое ребятишек, родные братья.
Пешии пришли, с нашей станицы. Пришли, просят: "Можно, мы у вас поживем? Нам исть нечего". Как раз снег таял, балки играли, вода ходом идет. Измокшие все, озябшие. Маня гутарит: "Разве таких прогонишь? Ребятки хорошие. Жалко их. Проживем. Картошки будем больше сажать".
– Но что это за страсть! – в сердцах сказала старая женщина. – Что за жизня такая пошла! От живых родителей детушки бегут. Вовсе сгубился народ. А Арчаковы – люди хорошие, про них лишь болтают: секта да секта, беспоповцы, мол. Поболе бы таких беспоповцев. А что они отчуралися, дамбу сломали, не всяких к себе пускают, это они правильно делают. Ныне народ всякий шалается. Поизвадились. Идут и едут. Чего-то все ищут да ищут. Чего бы украсть. И чужие, и наши. К нам опять приходили. Курсаны. Старый да молодой. Тебя проведать.
Наскучали. Едва проводили их, спасибо, твой шофер помог.
К вечеру съездили на Дон, искупались. Потом включили насос. Девчонки огород поливали шлангами да ведрами; потом они весело мылись в душевой и подались в дом, телевизор глядеть.
Свечерело. Сумерки приглушили зелень дворовую, огородную; объявились неприметные днем белые цветы петуньи возле кухни, у погреба, в палисаде, они словно поднимались от земли, пенились и сладко пахли.
Дождавшись своей поры, звучно затопал по дворовым дорожкам серый ежик: что-то искал, находил, хрумкал. Малый котенок старался напугать его: шипел, грозно горбатился, прыгал, но вокруг да рядом, поняв уже, что иглы у ежика нешутейные. Дворовые да огородные сверчки запевали свою ночную песнь, дремотную, долгую.
В вечерних, ночных уже сумерках старая хозяйка топала и топала по двору, словно ежик, верша дела бесконечные: молоко, сепаратор, накваска, банки да крынки, малые постирушки, грязная посуда – одно за другим.
А потом она решила тесто поставить на утро, для пирожков.
– Часто пеку, – говорила она. – Чем особо кормить? Щи да картошка. А мукой, слава богу, не бедствуем. Блинцов, пышек, пирожков напеку, они набузуются – и хорошо.
Илья возился с маленьким племянником, временами спрашивая:
