*
Вернувшись в Москву, я продолжала прежний, так увлекший меня образ жизни.
Архивы, рукописный отдел Библиотеки имени Ленина, Литературный музей…
Однако вскоре я лишилась благоволения Бонч-Бруевича. Что же произошло?
Я уже говорила, что в музее я работала в отделе комплектования.
Через наши руки проходили материалы, предлагаемые музею для приобретения. И вот как раз через меня стали поступать рукописи Сергея Антоновича Клычкова.
Приходили они частями. Проданы были также и некоторые письма к нему знаменитых и именитых людей, в частности письмо от Ворошилова. Но все это приносил не сам Клычков, а поэт Пимен Карпов.
Очень расположенная к Клычкову, я пришла к нему спросить, поручал ли он
Пимену Карпову продавать свои рукописи. Мое известие произвело ошеломляющее впечатление. Оказывается, нищенствующий и бродяжничающий Пимен
Карпов постоянно ночевал у Клычковых, и стелили ему на сундуке, где хранились рукописи.
Вот он оттуда и таскал украдкой бумаги Клычкова и понемногу продавал их в музей.
“Только что, – восклицал Клычков, – я собирался пойти в “Красную новь” и говорить там о дружбе и доверии, необходимых в нашей писательской среде! Теперь не пойду”.
Тогда-то и выяснилось, что Клычковы слегка уязвлены исчезновением Левы.
Сергей Антонович как-то неуверенно спросил меня, правда ли, что
Лева Гумилев в
Москве. Пимен Карпов утверждал, что видел его в читальном зале
Ленинской библиотеки. Клычков облегченно вздохнул, узнав, что это недоразумение – Лева, как мы знаем, не приезжал из Ленинграда. Но не удосужился известить о своем восстановлении в Ленинградском университете не только меня, но и
Клычковых.
Хорош был, однако, и сам Клычков. Он пошел в Литературный музей и устроил там грандиозный скандал. Это он сделал, не согласовав со мной, и, очевидно, открыл источник своей информации. Бонч-Бруевич и воспитанные им секретарши поняли, что в моем лице они получили сотрудника, не умеющего хранить ведомственные тайны, или, если угодно, секрет фирмы. Впрочем, может быть, до
Бонча дошло, что я была причастна к делу Мандельштама?
Когда мне сказали, что музей не располагает более средствами, чтобы заключить со мной договор на следующий квартал, я настойчиво стала добиваться приема у директора. Но в течение месяца кроме “Владимир Дмитриевич занят” или, что еще хуже, “подождите”, а после трех часов ожидания “Владимир
Дмитриевич уже уезжает” – ничего не добилась. Я поняла, что моя карьера в этом учреждении оборвалась навсегда.
