Ах ты лопушок, подумал с горечью Никита. Рогатый, а туда же! Однако неведомая сила завладела и сердцем самого Голубя, и уж ничем было не поколебать его дружелюбной жалости к покалеченному Артуру. Есть, есть для тебя хорошая девушка… В конце концов, и ее, дуру, пора пристроить.
Никита Петрович не сомневался, что Валька опупеет от серебряного кавалера. Возможно, дело сладится, и девка покончит со своей похабной службой. Очень майор не одобрял Валькин бизнес, но повлиять на племянницу не мог, потому что Валька Баттерфляй вообще на всех плевала, включая дядю, которого позиционировала как старого мудака.
Англичанина в его плачевном виде, конечно, вряд ли куда живого довезешь. Надо было вызывать девственницу к месту происшествия.
Битый час по мобильнику дозванивался Никита Петрович дуре на службу: в праздники и выходные была у Валентины самая страда. И вот наконец пробился развратный голосишко. Валька долго виляла, выпендриваясь перед коллегами. Ах, да я не встречаюсь, да и о чем говорить, и повесьте, пожалуйста, трубочку, не будем занимать служебный телефон.
– Вот что, Валентина, – одернул похабницу дядя. – Тут дело государственной важности. Требуется морально поддержать одного английского товарища.
– Платит в валюте? – Вот же сучка! – По-русски спикает? Ну, давай ему трубу.
Никита пытался объяснять, что нужна сама Валька, а не ее идиотский театр одного актера. И денег билайновских было жалко. Но спорить с
Валькой обходилось дороже.
…Ничего подобного Артур МакКолин, эсквайр, седьмой баронет, лучшие ноги Оксфорда, бессменный капитан команды “Копперфильды” и победитель поэтического конкурса королевских университетов, близкий друг принцессы Дианы и Джона Леннона, в своей длинной, как майские праздники, единорожьей жизни не испытывал. В оба его сердца вливался как бы луговой мед, исцеляя поврежденный желудочек. То, что это голос девственницы, стало ясно Артуру с первых же звуков, даже еще до них, с теплого и сладостного дыхания. Струи небесного голоса поднимали его над топчаном и уносили в хрустальные выси, где бедное израненное тело единорога купалось в потоках нездешнего света и погружалось в легкий пух перистых облаков. “Мои пальцы скользят по твоей шее, – нашептывал голос, – перебирают волосы на груди… у тебя волосатая грудь?” – “О, йес… – плакал Арчи. – Оф корз…” -
“Спускаются по животу… вот я коснулась твоего паха, и твой язык ощущает, как твердеет мой маленький сосок…” – “А-ааах…” – застонал
