– Есть в нём что-то такое, голубоватое, – зло вставил Данила, и
Лидия Альбертовна вдруг увидела, насколько он растерян и обескуражен неожиданной этой встречей.
Поэтому побыстрее распрощались, обычно вялый Артём не проявил особого интереса, пошёл куда-то по своим делам (и чего его занесло в этот пустой кинотеатр, возле маминой работы?!), а они побежали к метро. Лидии Альбертовне не терпелось поскорее попасть домой, уют привычной обстановки поможет ей развеять эту нечаянную неловкость.
Значит, в метро видели очередного Буша-младшего потом, бегом-бегом к дому, запыхавшись, она стала рассказывать про свою собаку-вегетарианку, конечно, неожиданно, неловко.
– Когда я думаю о ней, то никогда не могу вспомнить её преданного лица…
– Морды, – поправил её Данила. До дома осталось – рукой подать.
– Да я про другое, как у неё в глазах отражаются движения желаний, заложником которых она, невинная, является. Понимаешь, Данила, о чём я?
– Пока нет.
– Я же понимаю, что у неё нет ни одной мысли, она представляет из себя такую живую, подвижную машину, производящую желания. Понимаешь?
Я сбивчиво объясняю, да?
– Типа того. Но твоя собака – вегетарианка. Разве отказ от мяса это не есть её сознательный выбор?
Перед подъездной дверью они остановились, Данила не стал заходить внутрь, повернулся и побежал к остановке.
Прежде чем подняться в квартиру, Лидия Альбертовна некоторое время стояла возле вонючего лифта. Приходила в себя.
Под расплавленным желтком тусклой лампочки, качество которой не позволяло покуситься на неё даже самым лихим и жадным людям.
На следующий день Данила пропал.
То есть не пришёл, как обычно, к концу рабочего дня, не позвонил вечером, не предупредил.
Не дал знать.
Лидия Альбертовна поняла, что не знает, где его искать, что даже телефона не знает.
Возникло свободное время.
Никогда раньше не задумывалась, откуда свободное время берётся, куда исчезает, бездумно шуршала по хозяйству, всегда казалась загруженной по горло: домохозяйка и мать семейства.
А тут целая воздушная подушка.
Пришлось пораньше вернуться домой.
Затеяла стряпню.
Избывала энергию, взбивая тесто.
Рядом тёрся и плотоядно мурлыкал Мурад Маратович.
Как-то отстранённо взглянула на мужа: интересно, а чем же он все эти дни напролёт занимается?
Ведь ни для кого не секрет, что уже давно ничего не сочиняет.
После того, как закончил ораторию про Чернобыль.
Тихо существует в колодце прокуренного кабинета, небритый и уравновешенный.
