Так проходит несколько часов.
Невысокое пасмурное небо, непрекращающийся, задравший уже всех дождь, вечная вода в землянках, холод, туман и слякоть, слякоть, слякоть…
В этой слякоти живут люди. Несколько сотен человек приехали сюда за несколько сотен километров, нарыли ям в земле и копошатся в этой глине уже несколько месяцев. Я смотрю на них сверху. Нога свешивается с брони.
Эти люди в земле занимаются в основном тем, что ищут тепло.
Тарахтит бензогенератор, по-нашему дырчик. Под гусеницами бэх горят костры. Дым слоями лежит на поле. Почти все люди сидят вокруг огней и жгут снарядные ящики. Никто не шевелится: лишнее движение – это лишнее тепло, а его мало. Апатия.
Самые ушлые сделали гамаки из подматрасников и развесили их под широкими носами БМП. Спят.
Грязная, заляпанная глиной по самые крыши техника криво стоит на раскатанной в метровые колеи земле.
Пролетает и садится вертушка. Кажется, это единственное движение в мире. В измороси ее движки работают приглушенно, кажется, что и воздушная волна от винтов мягче, ватнее.
Вертушка тоже заляпана глиной по самые лопасти.
Километрах в двух или трех видны дома города. В бинокль можно различить нескольких женщин у одного из подъездов. Они стоят там уже давно, почти не шевелясь. Разговаривают или нет – отсюда непонятно.
На одной, помоложе, самодельные галоши из обрезанных сапог. Старуха в черном платке.
Больше ни одного человека. Только черные дыры окон и пробоины в кирпичных стенах. Следы пожаров и обстрелов.
В этом городе враги. Их не видно, они не стреляют, но они там. Их надо оттуда выбить и занять город.
За спиной работают гаубицы.
Если бы меня спросили, что у меня ассоциируется с этой унылой зимней слякотью Второй чеченской, я бы ответил: саушки. Вторая Чечня – это саушки. Их слышно всегда и везде, в любой точке этой войны.
Как стада слонов, они стоят на полях и вздыхают каждые две-три минуты. На каждом поле по стаду. Гул по земле, эхо в горах, затем короткое затишье с тарахтением дырчика и туманной ватой в ушах и мозгах, и снова вздох металлического стада, как метрономом, отсчитывающего войну. Непрекращающийся, нестрашный, методичный и неостановимый метроном. Стучит и стучит – день и ночь, день и ночь, на протяжении уже нескольких месяцев. Каждые две-три минуты. Это и есть цель существования стада. Прийти на это поле, стать и начать вздыхать каждые две-три минуты. Постоять тут несколько дней, сняться и переехать на другое точно такое же поле и начать охать точно так же там, не видя результатов своего вздыхания.
