Придраться не к чему. Час сдачи крови и чек доказывали, что он был очень далеко от места убийства.
– Вы знали ее?
– Нет.
– Нет.
Они ответили одновременно, и, хотя голос адвоката прозвучал слабее, чем голос старухи, у Купидо появилось смутное ощущение, что их ответы заранее продуманы. Столь поспешная синхронность пробудила в нем на секунду инстинкт, помогавший чуять обман, след лжи, ведь в этом доме все было таким медленным – шаги, свет, проникавший сквозь занавески, движения симпатичной горничной, объявившей о его приходе.
– Думаю, к вам у меня больше нет вопросов, – заключил детектив, поднимаясь с кресла.
– У вас прекрасное имя, – сказала донья Виктория, глядя ему в глаза. – Рикардо Купидо. Я вас представляла другим. Вы не похожи ни на грубияна, ни на алкоголика, какими я всегда воображала себе тех, кто занимается подобным ремеслом.
Купидо улыбнулся. Уже забылись те времена, когда сыщик, который не курил и не пил как сапожник, выглядел, по меньшей мере, странно. Он был готов сказать, что не курит вот уже пятый день, но промолчал, предположив, что, как и большинство тех, кто никогда не курил, она не сумеет оценить, чего ему это стоит.
– Вы слишком привлекательны для такой непривлекательной работы, – прибавила она.
– Это единственное, что я умею, – сказал детектив.
Он направился к двери и вышел, унося с собой образ сидящей в кресле старухи и молодого человека, молчаливого, высокого и бледного, с губами, изъязвленными герпесом.
В половине одиннадцатого вечера сыщик уже поужинал и не желал больше ни с кем говорить. За этот день было и так произнесено слишком много слов. Он был уверен, что некоторые из них ложь, но пока не мог понять, какие именно. Разувшись, Купидо повалился на диван и постарался ни о чем не думать. Он уже записал все сказанное и случившееся за день и сопоставил это с бумагами лейтенанта, так и не обнаружив никаких расхождений, и, хотя в первый момент почувствовал искушение снова прочитать все написанное и представить себе черты лица жертвы – лица, которое в конце концов, наверное, станет для него знакомым, как лицо близкого человека, – в результате взял пульт дистанционного управления и отправился в путешествие по телевизионным каналам, не находя ничего, что помогло бы ему отвлечься. Несмотря на это, ему не понравился дважды повторенный звонок в дверь, словно кто-то спешил или очень волновался.
В дверном проеме выступила фигура Давида, юного кузена Глории. Он был умыт, влажные волосы – причесаны и заглажены на одну сторону с ровным пробором. Чистая одежда указывала на важность, которую он придавал этому визиту. Давид стоял перед детективом, робкий и смирный, не осмеливаясь попросить разрешения войти, – возможно, его сковывало воспоминание о грубости, с которой он разговаривал днем, – хотя и понимал, что говорить на лестничной площадке нельзя.
