И в бурной этой жизни как-то не находилось у него ни времени, ни желания как следует задуматься о том, что же дальше будет. Все считали его человеком сильным, удачливым, Василий охотно соглашался с ними, и другого в жизни ему как будто и не надо было. Правда, случались минуты, когда начинало казаться ему, что жизнь его – не такой уж и «блеск», и порой он невольно завидовал тем, кто живет спокойно, в своем углу, и в жизни их, расписанной вперед на годы, все ясно и просто, и не надо думать о том, что будет завтра или через месяц, завидовал их женам, друзьям, – постоянным, а не временным, – даже чистым постелям и надраенным ботинкам. Но выпадали такие минуты редко – если уж очень донимали холод и сырость, забулдыжные компании и никчемные людишки, с которыми поневоле приходилось жить бок о бок, жилястые столовские гуляши и похмельные пробуждения по утрам. И проходили такие минуты скоро – нытиков и хлюпиков Василий терпеть не мог и в компанию к ним записываться не собирался.
Сейчас он возвращался с Севера, с золотых приисков. Василий не совсем еще отошел от тяжелейшего старательского лета, от долгих северных дождей и гнуса, тело его еще густо полнилось непроходящей усталостью, но впереди уже заманчиво маячили месяцы веселой, свободной жизни. Как всегда, планы у него были самые неопределенные – добраться до Москвы, прибарахлиться немного, пару дней покуролесить в ресторанах, потом куда-нибудь на юг, погреться на солнышке. А дальше – видно будет... Загадывать надолго Василий не любил. Пока деньги не выйдут – гульнет как следует... Вся жизнь Василия резко ломалась на такие вот периоды. «Жизнь – как зебра, – любил со смешком говорить Василий. – Полоска черная, полоска белая». И не то чтобы черной полоской представлялась ему работа, а белой – гульба. Просто разные были времена, только и всего. Работать так работать, чтобы чертям тошно стало, а гулять так гулять, чтобы дым коромыслом.
И, наверно, была бы эта осень как и все остальные, но случилось вдруг, что их самолет посадили за две тысячи километров от Москвы, – не было погоды, – и объявили, что придется задержаться здесь до утра. И как только Василий услышал название города, сразу вспомнил, что здесь живет женщина, с которой он полтора года назад провел месяц на юге, – самая необыкновенная и непонятная из всех встреченных им женщин, – и, не раздумывая, решил повидать ее. Адреса, конечно, у него не было, но он знал о ней достаточно, чтобы разыскать ее. Новожилова Татьяна Георгиевна, родилась в одна тысяча девятьсот тридцать девятом году в Рязани, – этих сведений вполне хватило для того, чтобы в справочном бюро ему выдали бумажку с адресом и подробнейшими объяснениями, куда и на чем ехать. Бумажку Василий взял, объяснения выслушал вполуха – таксист довезет.
