— Вот, — сказал Вулф, давая Джессике возможность отодвинуться, — это называется «заливать насос».
Он уныло признал про себя, что насос был не единственным, что нужно заливать, но вряд ли это можно было поставить в вину Джессике. Она не ведала, что делала, прижимаясь к его лону и давая ему возможность ощутить округлость ее бедер под складками дорожной одежды.
— Зачем ты это сделал?
В первое мгновение Вулф подумал, что Джессика имела в виду перемену, которая произошла в его теле, когда он обнимал ее. Но вдруг до него дошло, что она говорит о насосе. Он открыл было рот, чтобы ответить, но перспектива объяснять большеглазому эльфу премудрости всасывания, нагнетания и откачивания, в то время как его тело пылало огнем, показалась Вулфу безрадостной.
— Рассматривай это как религиозный ритуал, — сказал он наконец.
Джессика откинула назад голову, взглянула на него и снова подумала, насколько крупный у нее муж. Но то, что он прижимал ее к своему телу, нисколько не пугало ее и не заставляло испытывать какую-либо неловкость. Это было даже приятно, как приятно смотреть глаза в глаза или ощущать тепло его дыхания на своей щеке.
— Религиозный ритуал, — повторила Джессика удивленно.
— Видимо, я распаковал попугая вместе с твоим седлом.
Тихонько засмеявшись, Джессика покачала головой.
— Заливка насоса — религиозный ритуал, а ты распаковал попугая вместе с моим седлом. Ой, Вулф, тебе не кажется, что мы с тобой сдвинулись во время долгого путешествия?
— Очень может быть.
Некоторое время она всматривалась в чистую глубину его синих глаз. Приятное мерцающее ощущение у нее под ложечкой усилилось.
— Ты проделываешь удивительные вещи с моим желудком, — сказала Джессика хрипловатым голосом.
— Морская болезнь, потеря аппетита? — предположил Вулф.
— Вовсе нет. Ты рождаешь во мне ощущение, как будто я проглотила золотых бабочек.
Это наивное признание заставило Вулфа закрыть глаза, потому что если бы он продолжал смотреть на Джессику, он бы непременно коснулся нежной припухлости ее верхней губы вначале пальцем, а затем кончиком языка. Было очень непросто не позволить рукам дотронуться до нее Это было бы совершенно невозможно, если бы она смотрела на него удивленными, сияющими глазами и рассказывала ему о первых ростках пробуждающейся страсти в ее юном девственном теле.
Желание билось упругими, сильными толчками, но внешне Вулф оставался неподвижным. Он не доверял себе. Если бы она ответила на проявление его ласки смехом или той откровенностью, с которой говорила о бабочках, он не перестал бы ласкать ее до тех пор, пока не взял бы ее.
