– Все такие испытания выведены в космос, за лунную орбиту, – сказал Борца. – А ну-ка, пофантазируй еще.
– Огненные декорации? Праздник огня на воде? Да мало ли чего можно придумать за сто лет!
– Ну, уж ты скажешь – огненные декорации… Это был всего-навсего подводный город.
– Подводный город? – восторженно переспросила Зарика. – На дне океана?
– Нет, это плавучий город. Он держится на небольшой, заранее заданной глубине.
– А кто там живет?
– Те, чья профессия связана с водной оболочкой Земли.
– Рыбаки, что ли?
– Не только. В таких городах живут океанологи, китоводы, – пояснил Борца.
– Китоводы?..
– Они обслуживают китовые фермы в океане.
– А зачем строить город под водой? Не проще ли его строить на воде?
– Не проще. Под водой строения не подвержены ни качке, ни тайфунам, ни штормам.
– И на дне океана есть города? – спросила Зарика, вглядываясь в воду.
– Есть.
– Найди, пожалуйста!
– Отсюда они не видны.
– А мы побываем в городе на океанском дне, когда выйдем отсюда?
– Непременно побываем, Зарика, – ответил Борца и взял девушку за руку.
В клинике невесомости был свой, особый режим, ничего общего не имеющий с быстрой сменой дня и ночи, обусловленной вращением спутника вокруг Земли.
Корабль совершал полный виток за полтора часа. Таким образом, световой день – и соответственно ночь – составляли всего-навсего 45 минут.
Режим в госпитале невесомости – как, кстати сказать, и на любом космическом корабле – соответствовал обычному земному ритму жизни. Исходной единицей его служили сутки, состоящие из 24 часов, поделенные на день и ночь.
Физиологи давно, еще со времен первых космических полетов, осуществленных во второй половине XX века, установили, что именно такой режим является наилучшим для человеческого организма, особенно в условиях длительного полета.
Зарика и Борца говорили в госпитале обо всем, но больше всего друг о друге.
– Я открыл тебя, как астроном открывает звезду, – сказал однажды Борца.
Счастливые, они сидели, прижавшись друг к другу, и смотрели вниз.
Ночь, эфемерная сорокапятиминутная ночь, шла на убыль.
Они посмеялись, глядя, как проснувшийся в клетке попугай – вестник солнца – принялся смешно подпрыгивать, хватаясь клювом за прутья: бедняга никак не мог привыкнуть к невесомости.
– Зари…
– Что, милый?
– Ты обещала рассказать о полете «Альберта», – тихо напомнил Борца.
– Целью полета «Альберта» была звезда Алголь, – ровным голосом начала Зарика.
– Алголь, или иначе – Бета Персея, – кивнул Борца. – Слышал об этой звезде.
