Потом он сплёл непослушные пальцы узлом, как его учили Святейшие Отцы, сказал четыре слова на запрещённом языке и вышел из своей огненной тюрьмы.
И огонь погас, ворча, облизываясь, довольный уже тем, чем удалось полакомиться.
Киан постоял на ногах ещё секунду-другую. Потом рухнул замертво.
Ярт Овейн стоял, растопырив руки и разинув рот, во все глаза пялясь туда, где только что было это страшное незнакомое колдовство — и вдруг сгинуло, оставив изуродованный лошадиный труп и обгоревшего, едва живого человека.
— Эйда! — крикнул он, очнувшись, когда его сестра вдруг резко отпустила его и бросилась вперёд. Она упала на колени в грязь и золу, схватила в ладони лицо Клирика, который шёл за ними, чтобы схватить и отвести на смерть, и стала звать его, кричать, трясти, бить по тёмным от щетины щекам, целовать в покрытые копотью губы, пока его веки не дрогнули и он не открыл глаза.
Ярт не мог допустить, чтобы он заговорил.
— Эйда, брось его! — подбежав и схватив сестру за руку, крикнул он. — Брось, идём!
— Пусти! — закричала она с диким гневом, который так пугал его в детстве. Ярт выпустил её, и Эйда, просунув руку в грязном рукаве Киану под шею, приподняла его голову и вытерла сажу с его лица. На всём его теле вздувались ожоги, но сильнее всего он обгорел там, где когда-то было Обличье. Теперь на месте татуировки зияла страшная чёрная рана, сочащаяся сукровицей — так, словно в грудь его ударила молния.
— Эйда. — Голос Клирика Киана звучал тускло, едва уловимо. — Эйда…
— Не разговаривай, молчи! Тебе нельзя! Ярт! Ярт, надо что-нибудь…
Тёмная рука легла на её руку — спокойным, почти отеческим жестом.
— Слушай меня, — сказал Киан. — Если ничего не делать, оно восстановится к утру. Может быть, раньше. Если посыпать ожог солью и… обмазать смолой, может, выиграете пару часов. Жаль, нет смолы… Ярт… у тебя не осталось смолы?.. А соль у вас есть?
Ярт тупо покачал головой.
— Боже, да что ты такое говоришь? — вскрикнула Эйда. — Что ты говоришь?! Какая соль, какая смола? Ты же умрёшь от этого!
— Хотелось бы, — прошептал он и слегка улыбнулся. Не единственной, для всех и всего заготовленной улыбкой Киана-Клирика. Другой, той, которую она помнила.
Потом он потерял сознание.
— Эйда, идём, — твердил Ярт.
— Помоги мне, — сказала она. — Возьми его за ноги. Надо унести его с пустоши.
— Да ты в своём уме?! Нам надо бежать! Теперь-то ты сама слышала — до утра он…
— Я не оставлю его, — просто сказала Эйда. — Помоги мне.
