Я надул матрац, жена мне надувной матрац с собой дала, накрылся одеялом и заснул, а они долго еще газетами шуршали и каждый про свое толковали: Коньяк о проблемах адаптации и урбанизации, а Селедка все больше о неликвидных фондах, сметах...
На следующий день Селедка уехал, а Коньяк еще две ночи у меня ночевал. Правда, мы опять ходили на вокзал и выбрали себе третьего: директора Разобовского завода тары. Его на проработку в Москву вызвали, да начальник главка забыл и уехал в командировку в Ховрино, а без начальника все дело остановилось: ни гостиницы, ни проработки, и уехать нельзя - командировку не отмечают, говорят, без проработки уезжать не положено.
С директором все кончилось благополучно: влепили выговор, даже не строгача, и он уехал очень довольный, а у меня потом еще двое поселились. Один, правда, спекулянтом потом оказался: скупал в Москве дефицитный товар и отправлял его знакомым для продажи в разные города. Но этому типу я прямо сказал:
- Мотай отсюда удочки.
- А тебе какое дело, чем я занимаюсь? - нахально так он это спрашивает.- Ты что, милиционер?
- У меня,- отвечаю,- в характеристике записано: "Честен и принципиален. Нетерпим к недостаткам". Понял? А я против собственной характеристики не пойду.
Ну он, правда, не стал спорить, съехал с квартиры по-хорошему.
Однажды на Павелецком я Нечипуренко встретил. Еле узнал. Небритый, помятый весь, спит на скамейке в грязных ботинках, под голову сетку с апельсинами подложил. Разбудил я его. Нечипуренко так обрадовался, что дар речи потерял: мычит что-то, головой мотает.
- Друг... Откуда ты взялся? Пять суток по вокзалам... Милиция гоняется... Уборщицы швабрами по ногам... Портфель с отчетом украли...
Увел я своего бывшего начальника к себе, напоил, накормил, дал отоспаться. Отоспался он и говорит:
- Да, счастливый ты человек, Фомин. Каждый день в столице ночуешь... Если бы я каждый день в столице ночевать мог... я бы сельское хозяйство нашей области на такую высоту поднял... На такую...
Говорит, а у самого слезы на глазах. Искренне верит человек: у него оттого урожай плохой, что сам редко в Москве бывает.
- Теперь, Фомин,- говорит,- я у тебя каждый раз останавливаться буду, хочешь ты или не хочешь. Я тебя в столицу выдвинул, а потому имею право.
- Ради бога,- говорю.- Сделайте одолжение. Привет вашей семье. И моей заодно тоже.
Между тем народ на вокзалах прослышал про мою квартиру, валом и повалил. Пришлось одних газет на пол почти на рубль стелить. Разные, конечно, люди попадались, но в основном народ хороший: кто барахлишко приехал купить, кто отпуск провести, по театрам походить, однако, все же больше командированный люд - толкачи. Самые несчастные люди. В смысле гостиниц. Гонят их отовсюду, отлов устраивают. И отсыл назад, домой. Я бы для них министерство какое-либо создал и фонды этому министерству на гостиницы выделил. Но это так, между прочим.
